«30-летние болеют так, как болели 80-летние». Интервью с врачом ковидного госпиталя

Дмитрий Бельский — врач-инфекционист, заведующий отделением анестезиологии-реанимации инфекционного корпуса. Этот корпус первым в Екатеринбурге начал принимать пациентов с коронавирусом.

Журналисты E1.RU поговорили с Дмитрием Владимировичем о том, как медики переживают пандемию, как изменилась болезнь и почему пациенты, которые возвращаются из реанимации, — настоящие герои.

— Когда вы первый раз пошли в «красную» зону?

— Первый больной к нам приехал 26 марта 2020 года. Был завезен случай из другой страны, и тогда нам показалось, что болезнь не очень тяжелая. Но время показало, что мы немножко ошибались. Динамика катастрофическая, мы редко видим, когда за такой короткий промежуток времени так меняется болезнь. И нагрузка на персонал и на медицину колоссальная.

— Был какой-то переломный момент, когда вы поняли, что болезнь настолько серьезная?

— Переломного момента не было, мы как «зашли» в ковид почти два года назад, так у нас и не было ни перерывов, ни выходных, ни праздничных дней. Какие-то больницы и отделения открывались для профильной помощи, а мы нет. У нас не было возможности вздохнуть.

Часто спрашивают, что нам больше всего было нужно, особенно когда только начали работать. Наверное, самое большое желание было подышать. Мы сразу начали работать в респираторах третьего класса, и тогда нам показалось, что в них дышать очень тяжело. Сейчас привыкли, уже нормально.

— У вас был отпуск за эти полтора с лишним года?

— Да, но у меня накопилось несколько десятков дней. Первый год — может, чуть больше — все работали без отпусков. Отпуска были вынужденные, по болезни, а если кто-то уходит, значит, на кого-то ложится дополнительная нагрузка и график дежурств становится еще более плотным. Мы и так работаем сутки через сутки, полтора через сутки.

Но люди должны отдыхать, поэтому на второй год я стал отпускать докторов и сам сходил в отпуск в сентябре. Лето было напряженное, особенно с середины июля, август был совсем «забойный», очень большая нагрузка, и больные крайне тяжелые. Поэтому мы все отгуляли по две недельки и опять работаем без отпусков.

— Сколько пациентов прошло через ваше отделение за это время?

— В 2021 году — шестьсот с небольшим, за все время — тысячи полторы.

— В чем вы оцениваете пандемию — в людях, месяцах?

— Все говорят про волны, но мне это не очень нравится, у нас [в отделении] не было затиший. Я оцениваю больных, наверное, по степени тяжести. Очень чувствуется, особенно в последнее время, насколько тяжелее стали пациенты. Причем с каждой, как говорится, волной всё тяжелее.

Всё больше поступает людей молодого возраста, и они по тяжести такие же, как в начале лета были пациенты за восемьдесят лет. Сейчас так болеют тридцатилетние — с такими же тяжелыми респираторными параметрами, с такой же тяжестью состояния.

Сестры плачут, в прямом смысле рыдают, потому что эмоциональная нагрузка высокая, потому что они чаще всего работают с пациентами и это подрывает боевой дух и настрой — то, что молодежь стала болеть.

— И уходят молодые тоже?

— Да.

— Было ли вам страшно за это время?

— Только дурак не боится. Страшно было в начале, когда еще точно не знали, с чем работаем, как будет протекать болезнь, степень ее вирулентности. Потом поняли, разобрались, чувство страха со временем притупилось. Поэтому сейчас страха уже нет: хорошая защита, очки, респиратор, перчатки. За близких страшно, за себя — нет.

— Как ваша семья переживает это время?

— Да спокойно. Это ведь работа, вот сейчас такое время, когда нужно вот так работать. Что говорят? Ничего не говорят. Еду собирают с собой на дежурство.

— Есть ли у вас профессиональные приметы или ритуалы?

— Мне кажется, медики — очень суеверный народ. Допустим, нельзя садиться на кровать в реанимации, если она вдруг в какой-то момент пустая, потому что тогда на нее точно попадет пациент. Если вилка или ложка упала, не поднимай до конца смены, потому что поступит кто-то сверх [лимита] пациентов. То есть у нас есть определенное количество коек и может быть закатана еще одна кровать.

— Некоторые врачи говорят, что эта болезнь удивляет: можно испробовать все способы, человек вроде идет на поправку, а потом умирает. У вас не было разочарования из-за этого?

— К сожалению, да. Болеют долго, ты к ним привязываешься, потом раз, два, три дня — и всё. Разочарования не было точно совершенно, потому что я говорю докторам: ребята, даже один [выживший] из десяти пациентов достоин всего остального. Вы работаете хотя бы на одного — вы уже работаете.

— Есть пациенты, которые вам запомнились?

— Есть. Эта болезнь не для слабонервных. Побеждают бойцы. Им сказано лежать шестнадцать часов на животе — они лежат. Представляете, какая это пытка? Я пробовал два часа, а они вынуждены по двенадцать-шестнадцать часов лежать на животе в масках от аппаратов ИВЛ, от которых образуются пролежни на лице. Это очень, очень больно. И они всё это переживают. Эти люди — герои.

— Вас находят потом пациенты, чтобы сказать спасибо?

— Медики, которые прошли через нас, говорят спасибо. Некоторые другие пациенты, которые выписались, тоже говорят спасибо, но потом, слава богу, всё это дело [у них] забывается как страшный сон.

Самая большая благодарность для врача, для меня — это когда человек поправился, у него шок от пребывания в реанимации прошел — и он приходит. Не дарит коньяк или конфеты, а просто говорит спасибо. Для меня самое главное — это «спасибо», а еще видеть уже других людей — в одежде, женщин — накрашенными, причесанными, с маникюром.

— Как сейчас люди могут помочь медикам?

— Да, по сути дела, две вещи можно сделать — вакцинироваться и маску носить. Всё элементарно и просто. Иначе одному Богу известно, сколько еще времени это будет продолжаться.

И летальные исходы в группе 30+ пошли. Раньше такого не было, раньше они болели с насморком и температурой пару дней, сейчас всё по-тяжелому.

К сожалению, именно эта возрастная группа считает себя в безопасности. Они ходят в магазины без масок или спускают их зачем-то ниже носа. Не надо поддерживать челюсть, надо маску надевать правильно.

— Что вы сделаете первым делом, когда всё это закончится?

— Отосплюсь. Уйду в отпуск и буду спать.