Обманувший смерть. Военный — о взорвавшемся в Магнитогорске доме, везении на СВО и планах на жизнь

48-летний Дмитрий Сайфитдинов — слесарь-ремонтник из Магнитогорска. Дмитрий — редкий везунчик: выжил при взрыве дома на Карла Маркса, 164. Пошел на СВО, был тяжело ранен, но судьба снова ему благоволила — выжил.

О чуде в судьбе сурового солдата, оставшегося без пальцев, и о его планах на жизнь после спецоперации — в нашем материале.

С Дмитрием мы встретились в сквере на месте разрушенного взрывом дома № 164 на проспекте Карла Маркса. Трехкомнатная квартира Дмитрия Сайфитдинова находилась на девятом этаже в восьмом подъезде — соседнем от обрушившегося седьмого. Они образовывали единую секцию и в итоге оба были снесены.

Дмитрий вырос в этом доме. Последнее время там жила его мама, которой не стало за четыре месяца до взрыва. Спустя сорок дней мужчина затеял ремонт, закончил его как раз к концу декабря и планировал к январским каникулам въехать с семьей. Переезд отложили на пару дней. А утром 31 декабря телефон главы семейства стал разрываться от звонков.

— Телефон «краснел», звонили все. Я там жил с детства. Кого-то из погибших [соседей] знал в лицо. Я был на работе, сын 16-летний сразу туда поехал помогать. Днем меня с работы отпустили, я туда приехал тоже. Активно разбирали [завалы] как раз в это время. Вот тут сейчас скамейка — раньше был мой подъезд, — показывает Дмитрий.

В пострадавшую квартиру Дмитрия пустил сотрудник МЧС в первые январские дни, хозяин квартиры спешно забрал свои вещи. То, что подъезд будут сносить, стало понятно уже в январе. Компенсацию за потерянное жилье они получили быстро, в нужном размере и без проволочек. В конце февраля у Сайфитдиновых была уже новая квартира.

— Миллион восемьсот тысяч сертификатом дали и где-то миллион двести тысяч наличкой. Я за два двести купил квартиру, восемьсот тысяч у нас ушло на ремонт, на мебель в новое жилье, — рассказал Дмитрий.

Сайфитдинов уверен, везение — неотъемлемая часть его жизни. И, принимая серьезные решения, он не мешкает, а просто полагается на судьбу. Поэтому, когда 24 февраля 2022 года началась специальная военная операция, он решил испытать себя на прочность, тем более что боевой опыт у него есть, в 90-х полтора года служил срочную в Грузии и Абхазии, как раз в пору грузино-абхазского конфликта в 1992–1993 годах.

— До мобилизации с самого начала мы с казаками решили (Дмитрий состоит в казачьем движении от станицы Магнитной в Магнитогорске. — Прим. ред.), что мы в этом участвуем. Решили, что лучше мы, чем 18-летние мальчики пойдут, — рассказал Дмитрий. — Попытались решить вопрос [с отправкой в зону СВО] через военкомат, но не получилось. Потом уже один из казаков, товарищ Дмитрия Андрей связался с полком ВДВ в Костроме, и мы договорились [что уедем]. Для начала шесть человек со станицы ушло, сейчас-то уже больше, сейчас и погибшие среди казаков есть. Один молодой погиб, второй Афган прошел, оба Александра, кстати. А тогда мы уволились с работы по собственному желанию. Я на комбинате на коксохиме больше 20 лет работал, к начальнику подошел и всё объяснил. Когда увольнялся, на предприятии мне дали гарантийное письмо, что обязуются меня восстановить на моем рабочем месте.

Дмитрий и другие добровольцы на «Газели» поехали в областной военкомат в Челябинске, где подписали необходимые документы. Подписав контракты, бойцы отправились в воинскую часть в Екатеринбурге.

— В казарме переночевали, и потом был борт на Кострому. В Кострому приехали, дней 10 учебки. Там все были уже воевавшие, просто вспомнили, что к чему, на полигоны съездили несколько раз, и всё. Затем — борт на Украину, — объяснил Дмитрий.

В конце июня Дмитрий был уже в зоне СВО. Месяц спустя получил первое ранение в Херсонской области — два осколка прилетело ему в ягодицу, в «булку», как он шутит.

— Они [снаряды] сбоку летели, поначалу даже не понял. Думал, две царапины. Командир и друг Андрей сказали: «Поехали в госпиталь». Сделали рентген, оказалось, внутри два осколка, я был очень удивлен. Вырезали, зашили, и я приехал обратно. Пробыл [в зоне боевых действий] до 10 февраля, пока второй раз не ранило. Второе ранение было в Луганской области, недалеко от Кременной в лесу. Вполне возможно, это был знаменитый Серебрянский лес [где шли масштабные бои], — вспомнил Дмитрий. — Там снаряд прилетел, разорвался… У меня перелом ноги правой и левая кисть… Просто мясо сдуло как ветром, все мышцы сдуло. Сознания не терял. Поначалу на адреналине, потом ребята, которые подбежали, вкололи «Промедол» (обезболивающее. — Прим. ред.), помогли перебинтоваться. Тут же рядом один снаряд прилетел. Правда, нам повезло — он не взорвался.

Бойцы поняли, что нужно выбираться.

— Поначалу руки на ребят бросил, так скакали метров 200. Потом я выбился из сил, меня на плащ-палатку кинули и так унесли. Километра через полтора забросили на танк, засунули в зубы сигаретку, расхохотались и стартанули дальше, — улыбается Дмитрий. — Там кто-то что-то пошутил. Я уже понимал, что двух пальцев просто не будет. Единственное, я не ожидал, что еще два пальца будут нерабочие. Сначала привезли в какой-то военно-полевой госпиталь. Я даже не помню, где он был. То ли в палатке, то ли в подвале, то ли еще где-то. Там разрезали кости, просто кости отрезали и зашили как смогли. Хирург сказал: один палец отрежет. Но я же видел руку и понимал, что потеряю два пальца. Почему он сказал про один — не знаю.

Дмитрию ампутировали два пальца. Но чувствительность из оставшихся сохранил лишь один. Это солдат понял, когда ему сняли гипс.

— Уже выписка была. Попытался руками поработать. До этого здесь был гипс наложен, его снимали, обрабатывали, не понимал, что пальцы не работают. Я думал, что буду пытаться разработать руку. Но сейчас пальцы не работают. Небольшие трудности есть. Пальцы мерзнут на морозе, кровообращение нарушено. Поворотку на машине когда включать, то ключ проворачивать приходится правой рукой, раньше левой делал. Раньше тарелку когда мыл, брал в левую руку, сейчас — в правую, — говорит Дмитрий. — Вот и всё, в остальном всё то же самое. В бытовом плане я привык практически ко всему. Мне нужен микрохирург, нужно убирать шрамы, восстанавливать сухожилия. В Магнитогорске я никуда не обращался, потому что должен скоро уехать в свою часть. Командир примет решение. Пока я ограниченно годен.

Свои болячки принять легче, над ними бойцы даже могут посмеяться, рассказал Дмитрий. Пережить ранения и гибель боевых товарищей тяжелее.

— Были потери и когда я там был, и когда в госпитале лежал. Ребята пишут, у нас есть общие чаты, мы общаемся. Принять в любом случае придется, как бы оно ни было. Изменить уже ничего не изменишь, надо жить, — рассуждает Дмитрий.

Как он сам выжил, Дмитрий не понимает, но не исключает, что находится под комплексной защитой высших сил.

— Рожденный сгореть не утонет. Страха смерти никогда и не было. Все выносили и все прикрывали: и ангелы, и бог, и предки. У меня вся жизнь — чудеса, — задумчиво произносит Дмитрий.

В качестве примера чуда он рассказал такой случай, который случился с ним на СВО.

— Мы сидели в гараже, там наблюдательный пункт. Окраина деревни, через отверстие в два кирпича мы наблюдали за полем. Естественно, мы это поле заминировали и сидели, ждали. Я отсидел свои два часа с 12 до 14. В два часа я встаю — и следующий [на моем месте], — продолжает Дмитрий. — Встает парень, он сам родом из Карталов, а сейчас живет в Смеловске. Он начинает садиться на мое место и прям перед этим окошком взрыв. Он схватился за шею. Его хватают, утаскивают в подвал от гаража в 2–3 метрах. Я сажусь снова возле окошка на его место, а из подвала кричат: «Неси медицинскую сумку». Прибегаю с сумкой в подвал, у товарища на шее пятнышко, ощущение, что чем-то царапнуло и мимо улетело. Я его перебинтовал, поздравил с днем рождения. Его увезли в госпиталь. Дня через три узнаем, что ему в шею влетел осколок и застрял между позвоночником и сердцем. Врачи долго не могли вытащить осколок, вытаскивать его было крайне опасно. А со мной — ничего.

От мирной жизни Дмитрий уже отвык, считает себя в первую очередь солдатом. Но в отпуске всё равно жадно добирает то, чего ему так не хватает на СВО:

— Борща очень сильно хотел. Сухпайки вкусно, но недолго. С солнышком проблемы были. Там ребята и поют, и стихи сочиняют, и даже пытаются баньку сварганить из ничего, чуть ли не в окопе. Но солнца практически не видели даже летом — дроны летают и вообще не вылезешь. Либо под деревьями, либо под кустами где-то, короткими перебежками.

После возвращения с СВО Дмитрий хочет заняться рукой, если еще можно будет восстановить чувствительность оставшихся пальцев. В отпуске в Магнитогорске он участвует в городских мероприятиях как дружинник, этим занимался и до спецоперации, планирует вернуться к охране правопорядка после завершения спецоперации.

— Это мой город, мой дом. Хочется, чтобы мои дети и внуки здесь ходили спокойно, не боялись хулиганов или еще кого-то. А я попробую вернуться к мирной жизни, — подвел итог разговора Дмитрий. — Буду работать, детей учить. Сын сейчас в армии. Я ему объяснил, что и как. Дальше — уже его решение. Диктовать какие-то условия молодым. Для меня психануть и всё бросить — это называется дезертирство. Это вариант абсолютно неприемлемый для меня.