Заманила конфетой: как любовница пыталась увести из семьи мужа, отравив его дочь в Челябинске

Весной 1965 года в Челябинске пропадает трехлетняя девочка. Мама Гали Покровской приходит за дочкой в детский сад, там, как и дома, ее не оказывается. Вскоре ребенка мертвым обнаруживают в подвале дома на улице Энгельса, рядом лежит конфета с сильнейшим ядом. Эта история легла в основу одного из выпусков программы «Следствие вели» с Леонидом Каневским под названием «Смертельное угощение».

Всё началось в марте 1965 года. Вечером Ирина Покровская пришла за дочерью в детский сад, но Галю там не обнаружила. Воспитательница пожимала плечами: «Значит, девочку забрали». Но дома девочки тоже не было, а поиски по территории детсада вместе с милиционером результата тоже не дали. В ограждении — ни одной лазейки, а щеколда на центральной калитке слишком высоко, чтобы справился ребенок.

Тело девочки в тот же вечер находят в подвале дома № 47 на улице Энгельса. Кто-то из соседей спустился туда за картошкой и увидел мертвого ребенка.

— То ли она живая, то ли спит, то ли мертвая, — вспоминала очевидица тех событий Людмила Степанова. — У нас тут врач на площадке жил тогда, его туда позвали.

Пульса у девочки врач не обнаружил, и на место вызвали милицию. Те рядом с телом обнаружили надкусанную шоколадную конфету со слишком резким и неожиданным запахом.

— Какой-то идет необыкновенный запах — чеснока и соломы, что ли, — вспоминал Виталий Воробьев, в 1965 году работавший зональным прокурором судебного отдела по уголовным делам прокуратуры Челябинской области.

Кто мог забрать ребенка из детского сада? Узнать об этом милиционеры хотят у Елены Солодниковой — воспитательницы, которая последней видела Галю. Но вдруг выясняется, что та исчезла. Коллеги рассказывают: буквально за час до начала поисков Галочки Елена сообщила коллегам, что улетает в Ленинград, и ушла.

В Северную столицу челябинские сыщики отправляют снимки воспитательницы, и очень быстро ее удается обнаружить. Впрочем, главному свидетелю Елене Солодниковой пролить свет на отравление ребенка не удается. Всё, что она запомнила: Галю забрала незнакомка в черном драповом пальто.

— Пришла женщина, и ей отдали девочку, — рассказывала Елизавета Шнейдер, работавшая в 1965 году заведующей детским садом № 151. — Она [девочка] к ней пошла с удовольствием.

Так неужели жизнь ребенка могла отнять женщина?

Поняв, что нужно отрабатывать возможных знакомых (ведь девочка явно знала забравшую ее женщину), милиционеры отправились к родителям Гали Покровской. Ирина, услышав, что дочь увела какая-то женщина, воскликнула:

— Только не говорите, что она носила черное пальто!

Ирина рассказала, что незадолго до пропажи и гибели Гали в квартиру к ним приходила незнакомая женщина. Одета была в черное пальто, на лице — марлевая повязка. Представившись врачом из поликлиники, рассказала об эпидемии гриппа и выдала матери несколько упаковок дибазола — его в то время пили для профилактики все поголовно. Галю, выбежавшую в коридор, «педиатр» погладила по голове и выдала ей карамельки.

Уже на следующий день Ирина разговорилась с соседкой, и оказалось, что другим детям никакие лекарства не привозили. Тогда молодая мать позвонила в поликлинику, и там ее заверили: никаких препаратов на дом врачи не разносили.

— И она заподозрила неладное, — вспоминал бывший сотрудник прокуратуры Виталий Воробьев. — Она ходила, проверяла эти лекарства.

Выданный «педиатром» порошок Ирина отнесла в лабораторию, но там после проверки ее успокоили: это банальный дибазол, никаких опасных примесей. Зачем же незнакомка принесла лекарства? И почему только в квартиру Покровских?

Очень скоро в отделении милиции раздался звонок. Испуганный мужчина (а весть об отравлении ребенка разлетелась по Челябинску) сообщил, что в одном из дворов женщина в черном пальто кормит детей конфетами. Приехав на вызов, оперативники увидели эту незнакомку. Она продолжала предлагать сладости малышам, но взять их решился только один мальчишка. Прежде, чем сыщики успели вмешаться, ребенок отправил конфету в рот.

— Я его в охапку и в больницу побежал, — вспоминал Максим Сухов, работавший в 1965 году оперуполномоченным УВД Челябинского облисполкома.

С мальчиком на руках милиционер добрался до больницы за несколько минут, и там пациентом срочно занялись врачи. Ожидание было томительным, признавался оперативник. А вдруг не успел, и ребенок умрет?

— Сижу, жду. Думаю: «Ну всё, труба, ребенок не выживет, — признался Максим Сухов. — Тут они выскакивают и говорят, что это я ребенка перепугал. Никто его не травил.

Незнакомку в черном пальто тем временем задержали, установили личность. Оказалось, что конфеты раздавала детям 36-летняя Ольга Крайнова. За два года до этого в реке утонула ее дочь-первоклассница, и из-за горя у женщины помутился рассудок. Всех детей вокруг она стала считать своими, угощала сладостями и звала домой пообедать.

Ольгу показали воспитательнице детского сада. Та на опознании замялась: вроде похожа, а может, и нет. Знакомой женщину не назвала и Ирина Покровская. В квартире задержанной не нашли ничего подозрительного, только сладости для детей. И Крайнову отпустили.

Тем временем конфету, найденную рядом с телом Гали, изучили эксперты. Результаты были, мягко говоря, неожиданными. При анализе токсикологи нашли следы нервнопаралитического яда, который использовали в то время в военных целях. Так зачем кому-то было травить ребенка? Или целью были ее родители?

— Были разговоры о возможности мести отцу или матери, — подтвердил бывший сотрудник прокуратуры Виталий Воробьев.

Но семья на первый взгляд выглядела совершенно обычной. Отец Сергей Покровский — инженер, писал кандидатскую по горным работам. Мать Ирина — бухгалтер.

Выйти на новый след помогла случайность. Оперативнику Максиму Сухову не давала покоя мысль, что убийца может жить рядом с местом убийства трехлетней Гали. Жильцов всех домов в округе, конечно же, проверили, но зацепок не было. Вернувшись на место, Сухов заметил играющих в больницу детей. Одна из девочек попросила милиционера о помощи — сама она не могла открыть пробку на бутылочке с «микстурой».

— Пробку вытаскивал и думал: «Ну, что ребенок может налить туда? Это просто вода». И вдруг резкий запах такой [пошел], — вспоминал Максим Сухов.

Запах оказался тем же, что и от конфеты убитой Гали Покровской: смесь сена и чеснока. Оперативник начал расспрашивать ребенка, и та призналась, что бутылочку взяла у матери. Жила семья в соседнем подъезде, дверь открыла сама хозяйка — 39-летняя Нина Герасименко. Увидев пузырек и услышав о яде, женщина расплакалась.

— Мы не могли понять, что происходит, — признавался Максим Сухов. — Потому что странно, что женщина эта все время плачет.

Оперативнику Нина Герасименко рассказала, что, возвращаясь недавно с работы, заметила во дворе горько плачущую женщину в черном пальто. Хотела подойти и предложить помощь, но незнакомка быстро скрылась. На асфальте осталась только сумка, внутри Нина нашла немного конфет и тот самый пузырек с «микстурой». Хотела отнести сумку в стол находок, но не успела. А о том, что в бутылочке страшный яд, женщина, по ее словам, не догадывалась.

Версия Нины Герасименко сыщикам показалась подозрительной. Осмотревшись в квартире, они поняли: молодая мать живет не на одну зарплату преподавателя английского. Одевалась явно у хороших портных, носила каракулевые шубки. Так откуда у нее деньги на всё это?

Соседи, на удивление, ничего плохого о Герасименко не рассказывали и даже жалели ее: несчастная женщина, внезапно потеряла мужа три года назад. Оперативников этот факт удивил еще больше — Ивану Герасименко было всего 39. Работал заведующим базой, получал неплохие деньги, любил засматриваться на девушек помоложе, хотя дома ждали жена с дочками. Нина же после его смерти осталась состоятельной вдовой. Пытаясь проверить свои подозрения, милиционеры подняли больничные справки, результаты вскрытия, и оказалось, что точная причина смерти Ивана Герасименко не установлена, при этом признаков хронических болезней не обнаружено. Всё это вместе настораживало еще больше.

— Исследование на яды после его смерти на проводилось, — объяснял сыщик Максим Сухов. — А прошло уже три года.

Так могла ли вдова сама отравить мужа? Чтобы проверить эту версию, могилу Ивана Герасименко вскрыли и провели химическую экспертизу останков. Но сыщиков ждало разочарование: никаких следов яда там не было. Выходит, зря подозревали эффектную вдову?

Попытки найти убийцу, конечно, продолжали, но результатом они никак не заканчивались. Пока однажды в милицию не позвонила перепуганная Ирина Покровская — мать Гали. Женщина рассказала, что, вернувшись с работы, нашла подозрительную записку от мужа.

«Я виноват во всем, милая. Я отомщу за Галочку. Прощай навсегда. Если простишь, положи меня рядом с дочкой. Твой Сергей», — было написано в послании.

Дома Ирина не обнаружила охотничьего ружья и ключей от дачи, поэтому оперативники отправились за город. Подъехав, услышали выстрел и за домом увидели Сергей — без сознания, но с оружием.

— На стене дома обнаружили вырванные куски древесины. Значит, это он стрелял, но никого [рядом] не было, — рассказал Максим Сухов.

Покровского увезли в больницу, медики нашли у него обширный инфаркт и предупредили: о даче показаний речи не идет. Тогда оперативники решили проверить рабочий стол отца Гали и нашли зацепку. В одной из папок лежал женский силуэт, похожий на уже знакомую им преподавательницу английского Нину Герасименко. Внизу была подпись: «Почти я. Тебе, чтобы не забыл совсем».

Оказалось, что с Покровским Нина Герасименко познакомилась по работе — преподавала Сергею английский для кандидатского минимума. Уроки переросли в бурный роман, о котором жена, конечно, не догадывалась.

«Здравствуй, моя милая. Как же я по тебе соскучился, слов нет! Сегодня видел тебя во сне. Проснулся с улыбкой во весь рот», — писал Нине в одном из писем инженер Покровский.

В какой-то момент любовница потребовала выбрать — или семья, или я. Сергей тогда подумал и решил остаться с женой и дочкой, но Нина Герасименко обиды снести не смогла и была уверена, что дело тут только в маленькой Гале.

— Она считала ее [девочку] единственным препятствием, — рассказывал бывший сотрудник прокуратуры Виталий Воробьев. — Если она устранит это препятствие, то останется с этим человеком.

План у Герасименко созрел достаточно быстро. Из одного из иностранных журналов, по которому делала перевод, Нина знала: сильнейшие военные яды в Советском Союзе начали использовать для опрыскивания садов от насекомых. Продавали их в виде концентрата, никакой проблемы достать его не было.

Вручить отравленную ядом конфету любовница поначалу хотела ребенку прямо в квартире, но потом занервничала: а вдруг мать вызовет скорую, и малышку спасут? Тогда Герасименко решила лично убедиться, что Гале не помогут. Взяла у сестры черное пальто и отправилась в детский сад. Девочка ушла с ней без колебаний, ведь Нину к тому моменту она хорошо знала.

— Жена не знала, а муж часто ее забирал и ходил вместе с ней [дочкой] к ней [любовнице] домой, — объяснила бывшая заведующая детским садом Елизавета Шнейдер.

План, правда, едва не сорвался. Конфета с ядом оказалась горькой, и Галя пыталась угощение выплюнуть, но Нина Герасименко сделать ей это не позволила.

— Взяла эту девочку, в рот ей вылила из этой конфеты яд и пошла, — рассказал бывший сотрудник прокуратуры Виталий Воробьев.

Отец Гали поначалу ни о чем не догадывался, но затем любовница вдруг прислала свой портрет, и догадался: это она — убийца. Решил застрелить ее, а затем себя. Но, целясь в Нину Герасименко возле дачи, промахнулся и упал с инфарктом.

Любовница, по словам очевидцев, в суде вину признавала, но театрально. Просила даже о смертной казни, наверняка зная, что в Советском Союзе высшую меру женщинам не назначали. Суд в итоге приговорил ее к 12 годам лишения свободы. Отсидев, Герасименко вернулась в Челябинск и устроилась на работу почтальоном.