«Человек, ушедший за ленточку, прежним не вернется». Психологи — о том, как людей меняет СВО

Специальная военная операция, начатая 24 февраля 2022 года, идет уже больше двух с половиной лет. В «зону боевого соприкосновения» уходит всё больше и больше людей, но немало и тех, кто возвращается. Будь то демобилизация из-за ранения, окончание срока контракта или иные причины — неважно, если близкий человек приходит домой целым и невредимым, по крайней мере внешне. Но нередко у вернувшихся с СВО проявляется травма психики, и в обиходе всё чаще всплывает аббревиатура ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство. Мы попытались понять, что оно из себя представляет и как еще в мирной жизни проявляет себя боевое прошлое. На Южном Урале, кстати, это не редкость.

Этим летом глава госфонда «Защитники отечества» и заместитель министра обороны РФ Анна Цивилева заявила в интервью «Ведомостям», что посттравматическое стрессовое расстройство диагностируют примерно у 20% военных, вернувшихся из зоны СВО.

Похожие цифры, касающиеся Челябинской области, в 2023 году привела на круглом столе Минздрава Елена Пензина, кандидат медицинских наук, врач-невролог Челябинского областного клинического госпиталя ветеранов войн:

— 20–25% участников современных региональных военных конфликтов получили ПТСР. Мы чаще сталкиваемся с хронической стадией этого синдрома, — сообщила она.

Мы попросили представителей регионального Министерства здравоохранения актуализировать эти данные, но в пресс-службе ведомства не смогли предоставить свежую статистику. Там лишь пообещали, что специалисты смогут ответить на все вопросы на новом тематическом круглом столе 18 сентября. Не оказалось в распоряжении Минздрава и данных о количестве диагностированных случаев ПТСР: такую статистику, возможно, ведут отдельные медицинские организации, но лишь для внутреннего пользования.

Диагноз ПТСР предполагает, что человеку требуется помощь медицинских психологов и психиатров, и в июле 2023 года Минздрав РФ утвердил новые стандарты помощи при таком заболевании. Средняя продолжительность лечения для выхода в ремиссию по этим стандартам составляет около 325 дней, в процессе должны быть задействованы медикаменты, психотерапия, клинико-психологическое консультирование.

Диагностирование ПТСР в нынешних условиях затрудняет и бюрократия, рассказывает психоаналитик, бывший сотрудник ФГБУ «НМИЦ им. В. А. Алмазова» Андрей Кашкаров:

— При постановке диагноза ПТСР в связке с участием человека в боевых действиях государство вынуждено платить компенсацию. Поэтому его ставят только в крайних случаях.

Даже если до «клиники» дело не доходит, утверждает Анна Цивилева, всем участникам боевых действий требуется психологическая помощь для того, чтобы элементарно встроиться в обычную жизнь. На практике далеко не все вернувшиеся из-за ленточки горят желанием обращаться к психологам и врачам.

В Сети распространяется изготовленная НКО «Соратники», «Ценим жизнь» и «Гагара» памятка для жен вернувшихся домой бойцов СВО. Женщинам рекомендуют не подходить к мужу со спины, избегать неожиданных раздражителей, громких звуков, быть готовыми к агрессии, в том числе сексуальной, с его стороны и проявлять терпение при появлении «нежелательных эмоций».

Ольга Ржавцева, специалист по работе с боевой травмой из центра «Гагара», говорит, что вернувшийся с фронта человек часто кажется близким незнакомым, чужим. Руководитель южноуральской некоммерческой организации «Чекпойнт» Евгений Фёдоров тоже утверждает, что из зоны боевых действий человек всегда возвращается изменившимся.

— Семья, которая ждет оттуда мужа, сына, отца, должна быть готова к тому, что вернется совсем не тот человек, с которым они расстались, скажем, год назад. Это будет человек с другой психикой, другими взглядами на жизнь, другим настроением. Будут срабатывать рефлексы, реакции на громкие звуки и так далее. Конечно, желательно, чтобы семья создала некий поддерживающий ресурс, чтобы близкие понимали произошедшие изменения, были позитивно настроены, — говорит он.

Однако при всём желании сыграть роль психолога для супруга женщина не сможет, считают эксперты. Даже элементарно выговориться (а это важно для пережившего травматический опыт) легче человеку со стороны:

— Какие-то вещи человек не готов обсуждать с самыми близкими, на что-то жена может отреагировать не так, как он ожидает, и это усугубит ситуацию. Вообще, решение любых проблем в семьях, где есть комбатант (участник боевых действий), должно начинаться с психолога, который специализируется на работе с боевым опытом, такой опыт накладывает свой отпечаток на всё, — говорит Ольга Ржавцева.

В клинических случаях при ПТСР, по словам Андрея Кашкарова, изменения в поведении будут заметны невооруженным взглядом:

— Они проявляются комплексно, зависят от конкретных людей и ситуаций, варьируются от агрессии, экспрессивного поведения и абьюза до «необъяснимого» расстройства настроения: депрессии, пассивности, отстраненности, социопатии. Общая черта — человек быстро переходит из одного полярного состояния в другое, заводится с пол-оборота. Для семьи как избыточная экспрессия в поведении, так и пассивность мужчины — большая проблема, — отмечает психоаналитик.

При этом решение лечить расстройство, как правило, ветеран принимает только сам.

— Психиатрические отклонения, которые подразумевают, что человек опасен для себя или окружающих, подтверждаются не обывательским мнением, а врачебной комиссией, экспертизой. Принудительной такая экспертиза_, по действующим законам, быть не может, — подчеркивает Андрей Кашкаров.

Кстати, наличие диагноза ПТСР не является и противопоказанием для возвращения на фронт.

Психологические трудности вернувшихся с СВО людей связаны не только с болезненным переживанием своего опыта: об этом рассказывает клинический психолог Увельской районной больницы Евгения Агулова. Сейчас со всего Увельского района к ней обращаются примерно один-два бывших бойца и около двадцати членов их семей ежемесячно.

— Мобилизованных сейчас отпускают не так уж много, они возвращаются в основном из-за травм или диагностированных серьезных болезней, например онкологии, соответственно, у них пока что другие проблемы, — говорит она.

К слову, еще полгода назад поток был существенно меньше: за всю зиму клиентов можно пересчитать по пальцам одной руки.

—  С чем это связано, не знаю, может быть, больше сейчас демобилизуют, может быть, люди стали информированнее, узнают, что есть такая возможность. А может быть, понимают, какое-то время с этим прожив, что не справляются сами, — предполагает она.

Часто жёны переживают, даже впадают в депрессию из-за того, что мужчина возвращается к ним как бы не полностью, душой он всё еще там.

— Он постоянно на связи со своими товарищами, чатится, смотрит видео, всё время думает, как они там. У людей развивается очень сильное патриотическое чувство, они рвутся обратно, говорят: «Ну как же так, я здесь, сытый, в тепле, а ребята там, в окопах», — приводит примеры специалист. — Конечно, это вызывает непонимание женщины. Она ждала, переживала, думала, муж вернется и всё будет как раньше, а семья для него оказалась на втором месте. Моя задача — объяснить, что это естественное явление, нужно это понимать, не реагировать агрессией на агрессию, возвращать его сюда ежедневной рутиной. На это нужно время.

Семьи, с которыми работает специалист, по большей части относительно благополучны:

— Честно скажу, что я не работала с агрессивными случаями. Знаю, что есть семьи и со скандалами, и с пьянством, и с рукоприкладством, но к психологу они не пойдут.

Далеко не все вернувшиеся с фронта меняются в худшую сторону, утверждает Евгения Агулова, но перемены всё равно мешают им встроиться в «нормальную», привычную жизнь.

— Трудно возобновить общение с прежним кругом, друзья не знают, о чём говорить, как говорить, чувствуют дистанцию. Много раз наблюдала, что, возвращаясь на прежнюю работу, мужчина начинает вести себя совершенно по-другому. Он уверен в себе, отстаивает личные границы практически на пределе грубости, может коллеге, начальнику сказать в лоб, что он всё делает неправильно, — замечает она. — Но со временем это можно повернуть в конструктивное русло. Они делают не так? Попробуй сам! Из комбатантов получаются хорошие руководители, СВО научила их оценивать ситуацию, быстро принимать решения, брать на себя ответственность. Это хорошая база, если не зацикливаться на том, чтобы другому «показать его место».