Евгений Потапов, участник и призер конкурсов фотографии: «Больше всего я хочу показать людям те места, куда сами они попасть не могут»

Он мог стать выдающимся конструктором яхт и гоночных катамаранов, а стал потрясающим фотохудожником. Уже в 22 года он мог уехать по приглашению ТАСС в Москву, но остался в Магнитогорске и стал руководителем детской фотостудии, которую вскоре признали одной из лучших в стране: работы учеников Евгения Потапова получили 11 медалей на конкурсе «Зоркий. Дружба-50». Снимки Евгения Александровича экспонировались в США, Болгарии, Германии, Израиле. Его признавали «своим» даже художники, которые в советские времена не считали фотографию искусством.

Евгений Александрович – это история российской фотографии. Рассказывая о себе и о деле своей жизни, он рассказывает нам о нас.

– Евгений Александрович, как давно вы заинтересовались фотографией?

– Это произошло в конце войны. Родился я на оккупированной территории – в Брянске Тамбовской области. И когда немцы отступили из Западной Белоруссии, мой дядя привез из Германии настоящий трофейный фотоаппарат. Я учился фотографировать, помогая ему. Химию он привез с собой, и мы вручную делали нужные нам составы.

– Что привело вас в Магнитку?

– Комсомольская путевка: в 1957 году по окончании технического училища меня вместе с группой станочников направили в этот легендарный город. Сначала я работал токарем высшего разряда в ЦРМО на комбинате. На первую же зарплату купил себе фотоаппарат и пришел в фотоклуб «Металлург». А в 1960 году уже стал его председателем. Но тогда я даже и не думал быть профессиональным фотографом: я мечтал летать.

– Что же помешало осуществлению этой мечты?

– Не хватило здоровья: сказалось военное детство. Но из окна интерната, в который нас поселили, я увидел паруса на воде. А ведь парус – что крыло! И я поспешил на водную станцию. Как оказалось, там занималась секция, которую возглавлял ректор горно-металлургического института Николай Иванович Иванов. Он взял меня в свою команду. Я так увлекся этим видом спорта, что начал сам строить спортивные суда. И даже стал победителем конкурса, по правилам которого нужно было самому сконструировать гоночный катамаран, собрать его и прибыть на гонки. И Николай Иванович почти убедил меня стать профессиональным тренером. Но в Магнитогорске мы могли проводить только открытие сезона, потом приходилось все лето ездить по стране, возя за собой яхты на платформах. А это бесконечное оформление документов, переговоры о погрузке и выгрузке… И я отказался от тренерской работы.

– Вас как выдающегося фотографа приглашали на работу в Москву. Почему остались в Магнитогорске?

– В 1961 году ТАСС проводил всесоюзный конкурс на лучший фотоснимок. В нем участвовал и наш фотоклуб. По окончании конкурса в Магнитогорск приехал Лев Бородулин, представитель АПН, привез с собой все наши работы и, показывая их нам, объяснял, почему тот или иной снимок ему не нравится. А потом говорит: «Выбрали мы только две работы, которые считаем совершенными и по композиции, и по динамике. Я хотел бы посмотреть на их автора». Автором оказался я. Мне было 22 года, я еще строил яхты и грезил гонками на них. Романтика! Только спустя несколько лет я встал перед выбором между увлечением и профессией.

– Сейчас не жалеете, что отказались от работы в ТАСС?

– Иногда думаю, что, возможно, мой отказ тогда уехать в Москву был ошибкой. Но жалеть о чем-то вообще нет смысла. Тем более что даже сейчас я понимаю, что яхты я тогда никак не мог оставить.

– Как же все-таки состоялся ваш выбор?

– В 1973 году в Историческом музее России в Москве демонстрировались мои цветные слайды об ОАО «ММК». Из них была сделана огневая панорама 2,5 метра в высоту и 6 метров в длину. Тогда сделать такое было настоящей авантюрой. Но именно после той выставки во мне проснулся интерес к фотосессиям, и я начал ездить по стране специально для съемок.

В те годы процветала организация, которая называлась «Дом юных техников» при ММК. В нем работало более 60 преподавателей. Причем это были люди с золотыми руками, у которых занималось около 3000 детей. Собрать такой коллектив было большим достижением нашего города. А так как я уже имел педагогическое образование (в Тамбове окончил педагогический институт по специальности «Физика и математика»), то в 1968 году меня направили работать в эту организацию в качестве преподавателя по фотоделу. В результате я посвятил преподавательской деятельности 26 лет. Мы с детьми делали по две-три выставки в год. Их работы получали медали на международных выставках. При этом мои ученики все делали сами, а представители западных школ только фотографировали – остальное обрабатывалось в лабораториях.

– С тех пор фотография пережила множество перемен. Расскажите, пожалуйста, о тех этапах становления фотографии, которые пришлись на годы вашей работы.

– Когда я начинал заниматься фотографией, не было ничего: ни фотоаппаратов, ни химикатов, ни даже литературы по фотоделу. Журнал «Советское фото» выходил на такой бумаге, что ничего не было видно. Чувствительность пленки была маленькой. Иногда сам диву даюсь: как снимал?!

– И ведь бывало и такое, что в итоге ничего не получалось?

– Конечно. Помню, мы еще жили в интернате. Я проявляю пленку, промываю ее. А кто-то взял да и перекрыл холодную воду, и пошел кипяток. И все у меня сварилось.

Я начал осваивать цветную фотографию в шестидесятые годы, когда еще работал третий мартен. Тогда это было чистой воды авантюрой: в университетах СССР не было даже специальности такой, как «Фотожурналистика». Материалы для работы с цветом достать можно было только через знакомых.

А когда все перешли к цифровой фотографии, мой друг сказал: «Все, фотография пропала: в ней нет жизни». А я думаю иначе. Да, конечно, что-то мы на самом деле потеряли: настоящая эмульсия имеет толщину, цвета на ней очень нежные, с плавными переходами. Зато мы приобрели многое другое. Например, если при работе старыми методами химикаты, которыми мы пользовались, наносили немалый вред здоровью, то в цифровом фото мы не контактируем с химией. «Цифра» избавила нас от ручного труда в темноте. Проверить качество кадра на месте съемки при использовании пленки не было никакой возможности. А цифровые фотоаппараты позволяют все делать быстро. Сейчас можно даже пленку оцифровать и обработать ее с помощью современных технологий. Раньше, чтобы выделить небо, мне такое «химичить» приходилось! А теперь я могу получить тот же эффект с помощью Photoshop. Сейчас выпускаются даже специальные фотохолсты, которые позволяют выполнять панорамные снимки, и я могу делать фотографии, которые смотрятся, как картины.

– Выходит, что вы еще и художник?

– Я фотохудожник. Немцы, когда приезжали к нам в город, все удивлялись: «Как вы строите так идеально композицию? Сколько ж это дублей надо сделать, чтобы такого достичь?!» А это не дубли, а интуиция, природный дар. И делаю я всего один кадр. Но он доставляет мне столько удовольствия! Сейчас ведь в Cоюз фотохудожников принимают по рекомендации, а раньше, чтобы тебя признали, нужно было принимать участие в фотовыставках, стать лауреатом хотя бы одной из них. Во Всесоюзной выставке 1990 года я занял первое место. По ее результатам меня хотели принять в Союз фотохудожников как лучшего преподавателя, но я принял решение вступить в него как фотограф.

– Сейчас качество техники и технологий таково, что даже непрофессионал способен делать качественные снимки. Как, на ваш взгляд, сегодня можно отличить мастера от фотографа-любителя?

– Мастера отличают чувство композиции, чувство динамики, идеальное сочетание света и цвета. Любители же представления не имеют о том, что такое свет, рисунок, и как все это работает. Прежде чем сделать портрет, я знакомлюсь с человеком, беседую с ним. Или кто-то помогает мне в этом. Тогда человек на фотографии получается живым, настоящим. Когда я работал над серией фотографий «Цветы в цветах», я придумывал для каждой девушки свой образ, подбирал для нее свой цветок. Потом мы обсуждали этот образ с визажистами, со специалистами по боди-арту. Председатель Союза художников Рашид Сафиуллин, когда смотрел готовые снимки, не удержался от восклицания: «Я слышал, что ты делаешь необычные вещи, но что такое!.. Ты наш человек!» И выделил мне отдельную лабораторию. Много лет я сотрудничаю с московским издательством «Элита России», которое для ОАО «ММК» выпустило 10 книг, куда вошло около 500 моих работ. За них меня наградили премией имени М. Ломоносова и золотой медалью «За вклад в укрепление Государства Российского».

– О вас говорят, что вы даже фотоаппараты сами делаете. Это так?

– Да. Хороший фотоаппарат в шестидесятые годы прошлого столетия купить было невозможно. У меня была фотокамера 1832 года выпуска. Детали у нее немецкие, а собирали ее в России. Купил я ее в Питере: три года упрашивал владельца продать мне ее. Она легкая, деревянная, а мех красный, сафьяновый, эластичный. Ее кадр составлял 13х18 сантиметров, но я сделал под нее современный плавающий задник, в который можно было вставлять современную пленку. А первый «панорамник» с вращающимся объективом я смастерил, когда еще в цехе работал. Формат его кадра составлял 6х18 сантиметров. Под каждый вид снимков приходилось мастерить свои приспособления. Сейчас я фотоаппараты уже не делаю. А зачем? Все есть.

– Вы принадлежите какому-то изданию или самому себе?

– В последнее время я сотрудничал с несколькими издательствами, в том числе и с редакцией журнала «Партнер», но именно сотрудничал, чтобы оставаться свободным. В «Доме юных техников» я брал как можно меньше часов, чтобы больше времени уделять фотографии. У меня была группа ребят, которые везде были со мной. За лето мы с ними делали выставку. Зависимость от места работы меня никогда не устраивала. Но мне нравилось работать в журнале: есть возможность знакомиться с самыми разными людьми, бывать на интересных мероприятиях.

Например, в 2007 году я участвовал в троффи-марафоне по Уралу на вездеходах, который был посвящен 450-летию присоединения Башкирии к России. Да и в самой редакции дизайнеры, художники – все молодые, грамотные. Рядом с ними поддерживаешь и свой уровень.

– У вас есть ученики, которые тоже стали фотожурналистами?

– Да, конечно. Константин Пудов окончил журналистику и был пресс-секретарем у Росселя, губернатора Свердловской области. Талантливый, как и я свободный, фотохудожник Сергей Лихачев.

– Какова основная тематика ваших работ? Кем вы себя называете – пейзажистом, портретистом или кем-то еще?

– Работать приходится во всех жанрах. Но я, пожалуй, больше пейзажист. После войны мой дядя работал в тамбовских лесах лесничим. И я был рядом с ним. Там зародилась во мне любовь к природе. С тех пор не мыслю себя без общения с ней.

– Почему же не вернулись на родину?

– Уже не могу без гор. Приезжаю на равнину и вижу только то, что на уровне глаз. И мне хочется подняться повыше, чтобы увидеть как можно больше. Поэтому, несмотря на свои годы, я лазаю по ним и делаю новые снимки. Я и на Тянь-Шане, и на Памире, и на Алтае, и даже на приполярном Урале побывал.

– О чем вы хотите поведать миру через свои работы?

– Больше всего я хочу показать людям те места, куда сами они попасть не могут. Они часто даже не знают, что здесь, где-то совсем рядом, прячется от них такое чудо! У них часто просто нет времени, чтобы свернуть с дороги и увидеть его! А я специально езжу, часами жду нужного момента. Дикая природа – это ведь не московская зообаза, где тренируют животных специально для съемок.

– У вас есть ваши любимые работы? Расскажите о них более подробно.

– В прошлом году меня мой ученик пригласил поехать в Боровое. Это место считается жемчужиной Казахстана. Там, в Щучинске, есть научно-исследовательский институт лесного хозяйства, где работают мои двоюродные братья. В 60-х годах они впервые пригласили меня к себе. И пока я ехал, все переживал: кругом степи, целинный край – что же я буду снимать?! А утром, пока мой брат был на работе, я вышел на балкон. Гляжу, а вокруг сопки, лес, вода – красота необыкновенная. С сопки Синюха видно 29 озер! На этот раз я сделал с нее новые снимки.

Неделю назад я ездил в Белорецк. На Малиновую поднялись, кругом солнце светит, а над хребтом туча висит. Солнце идет по его краю, и уже осталось чуть-чуть и оно за гору зайдет. И вдруг буквально на миг все осветилось, и я успел сделать кадр. А без солнца – совсем другой эффект.

Тетерева на току. Ранней весной меня привезли на поляну охотничьего хозяйства в Чесменском районе, когда было совсем темно. Снег только стаял, ночи еще морозные, ветер. В ложбинке устроили мне укрытие, в котором я пролежал, пока не начало рассветать. Они прыгают, дерутся между собой. Прилетает тетерка и выбирает того, кто ей больше понравился. Они спариваются, и она улетает. Прилетает следующая... Снимать приходилось на максимальной чувствительности.

На реке Белой, в районе Верхнебекузино поставили плотину и сделали водохранилище. В результате образовался вот такой чудо-остров. Снимок сделан объективом FishEye («рыбий глаз»), который позволяет «видеть» на 180^°.

Все магнитогорцы знают «Чертов палец» в «Горном ущелье». Вы когда-нибудь видели его светлым? Получается так, что где бы ни находилось солнце, он всегда остается в тени. Год я наблюдал за ним и в результате высчитал, что только 21 июня солнце высвечивает его с той стороны, которую я заснял. Поэтому он и «Чертов» – «Черный».

Это место я увидел случайно, снял его, но мне не понравился результат: слишком жестко получилось. И я уже специально приехал сюда, вечером нашел нужную точку, установил штатив. Утром дождался момента, и когда туман начал подниматься и все стало полупрозрачным, сделал новый снимок

Ранняя весна. Лед уже утонул, опустившись на дно.

– Во время съемок наверняка случалось всякое. Опасно бывало?

– На приполярном Урале – да. Я знал, что одному в такие места ехать опасно, и взял с собой помощника – Сергея Талызова, который тогда был директором детской станции туристов. Нас забросили в район массива Рейиз. Вечером мы нашли пустой балок геологоразведки, внутри которого поставили палатку, вырыв в снегу углубление. Я уже видел недалеко партию геологов, слышал, как работает у них движок и мечтал завтра дойти до них. А ночью поднялся ураган. Если бы не балок – нас бы унесло ветром в ущелье, где ветер дул со скоростью не менее 70 метров в секунду.

Земля из белой превратилась в черную: снег весь сдуло. До этого я только слышал термин «белая мгла», а тут осознал всю его суть: дует ветер, поднимая снежную пыль метров на пять или десять над землей. А выше светит солнце. И ты стоишь, как в банке с молоком. На расстоянии вытянутой руки я видел только силуэт Сергея. Но нам нужно было идти: накануне мы оставили всю аппаратуру на полпути к геологам: хотели добежать до них налегке. И вдруг Сергей исчез: впереди был обрыв, которого он не увидел. И тут я понял, что в тундре ходят по веревке не потому, что боятся ветра, а потому что стоит пару раз вокруг себя повернуться – и все, ориентир потерян. Следов нет – пройдешь в метре от здания и не увидишь его.

– Каковы ваши планы на ближайшие годы?

– Хочу проплыть еще раз по реке Нугуш в районе знаменитого «Пятилистника», еще раз побывать на Зилиме, где тоже много прекрасных мест: нужно собрать недостающий материал к альбому панорам о Южном Урале и в буклет для Башкирского заповедника «Шульгантаж».

Я выставляюсь в нашей галерее раз в три года. В прошлом году, когда мне исполнилось 70 лет, должна была состояться выставка моих панорам. Организовать ее помешал кризис. Надеюсь, что она все-таки состоится. Уже есть договор об издании альбома панорамных фотографий о Южном Урале. И уже пора готовиться к следующей персональной выставке!