«Я без него сирота»: исповедь матери четверых детей, которая зарезала мужа-тирана во время ссоры

— Мне плохо было с ним? Да. Сейчас мое состояние… Плохо? Нет. Хорошо? Нет. Мне никак. Я встаю, иду на работу, готовлю кушать, делаю уроки с ребенком, вожу его в развивающий центр — всё как по накатанной, как робот. Маску надела — улыбаюсь, у меня всё хорошо в жизни. Домой пришла, легла — всё…

29 апреля дома в Копейске Татьяна смертельно ранила мужа. Ради него она когда-то бросила своего первого супруга и ушла к любимому с двумя детьми, родила ему двоих сыновей. Почти 20 лет брака за плечами. Внешне — обычная семья, и лишь сестра, с которой многодетная мать могла поделиться самым сокровенным, иногда вздыхала: «Таня, ваши отношения до добра не доведут». Как будто напророчила.

— Я не помню самого удара до сих пор, — плачет Татьяна. — Экспертиза показывает так, а мне кажется, это было совсем не так.

Тот день стал точкой невозврата, когда наружу прорвалось всё, что копилось долгие годы.

— Мы познакомились с Мишей на Потребительском рынке — я работала продавцом, он — грузчиком. Ему 17 лет тогда было (я на пять лет его старше). Я замужем была, двое детей — дочь и сын. Сыну всего восемь месяцев исполнилось, но жизнь такая была, что в декрете особо не насидишься, надо было работать. И вот закрутилось, влюбилась, — грустно улыбается Татьяна. — С мужем развелась, стали жить с Михаилом. Всё хорошо было, дети с нами. В 2010 году у нас родился общий сын, и тут появились наркотики.

Татьяна сразу поняла, что что-то не так.

— Он приходил ко мне на работу, денег просил, не давала — разносил витрину, мог ударить, — вспоминает она. — Я пыталась разговаривать, он каждый раз обещал: «Всё, я не буду», а потом снова пропадал. Сначала был спайс. Как он мне объяснял: «Это трава, это природное, химии здесь нет никакой». Но агрессивный-то стал.

По словам Татьяны, через несколько лет Михаил перешел на более серьезные наркотики, и агрессия с каждым днем становилась всё сильнее.

— Дети это всё помнят. Он приходил: «Дай денег», я: «Нет денег», он: «Я же знаю, что есть». А на рынке наличка всегда есть. Сперва могла быть пощечина, а потом он меня просто запинал в комнате — детей закрыл, дверь рукой держал и пинал. Два ребра сломал. Деньги забрал и ушел, — со слезами в голосе говорит Татьяна. — Я поехала в травмпункт, сначала сказала, что это муж избил. Он ночью пришел домой, опять колени, слезы, слюни: «Прости, больше такого не будет». Участковому утром я сказала, что заявление писать не буду, у нас всё хорошо, у нас семья. Мой старший сын, ему сейчас 19, он его прямо ненавидел за это. Года три назад, когда он тоже на меня кинулся, думала, сын его убьет, он так орал: «Ты помнишь, как ты ей ребра ломал, как она кричала?!»

Как-то Михаил чуть не умер от передозировки — его спасло, что это случилось дома.

— Он ушел в туалет, я — в комнате. Вдруг: «Бабах!», упал с унитаза. Мне врачи потом сказали, что передоз героином был, говорят: «Вы не видите его вены?» — вспоминает Татьяна. — Я и не смотрела — он же раньше не употреблял дома. Он мог уйти на сутки, на двое, потом прийти: «Извини, прости! Ну запировал с друзьями».

Тогда врачи откачали Михаила и он снова клялся, что больше такого не повторится, но Татьяна решила, что больше это продолжаться не может.

— У меня растут дети. Тогда уже и младший сын родился. А раз он дома стал употреблять, я понимала, что это будет постоянно, — всхлипывает она.

Два года Татьяна одна растила детей и уже начала привыкать к мысли, что вычеркнула мужа из жизни. Но он вернулся.

— Плакал, на коленях стоя: «Помоги! Прости!» Я спрашиваю: «Чем помочь?» Он сказал, что хочет слезть с наркотиков, — рассказывает она. — Год он пил, не работал. Каждый день по две бутылки водки я ему покупала, если ломка, он напивался и засыпал. И вроде слез. Всё стало налаживаться.

Михаил получил права, устроился работать водителем погрузчика. Татьяна говорит, он был «отличным карщиком» и неплохо зарабатывал, пока в квартиру не пришли с обыском.

— Начался мефедрон. Его поймали в лесу. Он взял закладку, и на выходе его ловят. Ему пришлось мне всё рассказать, когда к нам полиция пришла, — рассказывает свою версию Татьяна. — Тогда ему дали условный срок за незаконное приобретение наркотиков.

После этого случая семья перебралась в Копейск. На какое-то время после суда снова наступило затишье: Михаил устроился в такси, Татьяна — в прачку, дочь вышла замуж, старший сын начал жить самостоятельно, младших перевели в новую школу. Но, по словам Татьяны, Михаил не бросил пить — выходные, праздники, да и просто вечера редко обходились без алкоголя.

В тот злополучный день он вернулся с ночной смены в такси, по словам супруги, уже выпившим. Взял еще пива, позвал домой друга.

— Посидели немного. Потом ко мне девчонки зашли ненадолго, забрали младшего погулять на улицу, а муж с другом пошли еще за пивом. Когда вернулись, я около раковины стояла, салат резала (теперь я не ем огурцы с помидорами), — голос Татьяны нервно срывается. — Друг его пошел в туалет, а он пиво вытаскивает. Я стояла спиной, говорю: «Миш, может, уже хватит пить? Может, друга проводишь домой». Я не знаю, откуда такая агрессия! Он берет бутылку и об стену разбивает. Я слышу звук стекла сзади себя, в этот момент средний сын из комнаты заходит, и я поворачиваюсь с этим ножом. Он берет «розочку» — и на меня. Я понимаю, что-либо он ее в шею сейчас мне воткнет… Уйти я не могу — некуда. А весом он 110−120 килограммов. Просто махнула этим ножом. И всё… Он умер. Стал сползать, сползать…

Нож попал в грудь. Татьяна сама вызвала скорую и до приезда медиков пыталась держать рану, но медики лишь констатировали смерть. Позже экспертиза покажет, что лезвие задело артерию, правый желудочек сердца и легкое.

Татьяну сразу забрали в изолятор.

— Там клетки, клетки, камеры. Девушка мне говорит: «Бери матрас». Я говорю: «Он же грязный!», а она: «Ты куда попала-то? В санаторий пришла, что ли?» — вспоминает многодетная мать. — В камере разные были мысли, хотела покончить с собой, зачем детям мать-уголовница, ну зачем? Сейчас вот учусь жить заново. Только ради них. Тяжело. Но пока учусь. Я до сих пор жду, может, он позвонит.

— Он вас столько лет бил, забирал деньги из семьи, делал вам больно, — замечаю я.

— Это такая больная любовь, — признает она. — Когда меня отпустили, сын сказал, что не вернется в ту квартиру, мы переехали. И вот здесь я поняла, что осталась одна. Как у «Ночных снайперов»: «Зачем мне теперь красота? Я без него сирота».

Следователи возбудили дело по статье об убийстве (ч. 1 ст. 105 УК РФ). Пока шло расследование, Татьяну выпустили под подписку о невыезде. Она говорит, за полгода похудела на 30 килограммов и потеряла десяток лет жизни.

— Мне сегодня первый раз сон приснился за полгода. Я первый раз спала, — признается она. — Я же всё это время на антидепрессантах сидела — пошла к психотерапевту, потому что понимала, что с ума схожу. Я срывалась ночью и ехала к нему на кладбище, падала на могилу, ревела, говорила, что к нему приду скоро.

Прокурор запросил для Татьяны 13 лет колонии, а сестра Михаила настаивала на еще более суровом наказании и потребовала с невестки миллион в качестве компенсации морального вреда.

— Когда выступил прокурор, меня по этой лавочке, на которой сидела, просто размазало, у меня аж ноги отнялись, — говорит она. — Потом выступает его сестра и просит 15 лет. Я думала, вообще с этой лавочки не встану больше. Я за двое суток чуть с ума не сошла в этой камере, а тут 13 лет. Я выйду бабкой старой. Я уже посчитала, сколько мне лет будет, сколько лет будет детям.

Защитник Татьяны Евгений Абрамовских настаивал на более мягком наказании — по статье о превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК РФ). Обычно в случаях домашнего насилия доказать самооборону очень непросто, но в этот раз был свидетель — сын-подросток, и суд с доводами адвоката согласился. Татьяне назначили полтора года ограничения свободы и обязали ее выплатить полмиллиона сестре погибшего. Сейчас прокуратура пытается обжаловать вынесенный приговор, но Татьяна надеется, что ее оставят на свободе.

— Я же понимаю, что мои дети не нужны никому, кроме меня. Первое время мне жить не хотелось, я себя слишком жалела. Сейчас всё по-другому — я осталась на свободе, так что живем.