Любовь Щербина, руководитель поискового объединения «Рифей»: «Война – это очень страшно и некрасиво, никакой романтики в ней нет»

Как и все советские дети, Любовь Щербина гордилась своей страной, и ей нравилось смотреть победные фильмы о Великой Отечественной войне. Окончив школу, она решила стать учителем русского языка и литературы, но любовь к истории Родины оказалась сильнее, и Любовь Викторовна в итоге стала педагогом дополнительного образования. Вместе с основателем поискового отряда «Рифей» Валентиной Погодиной она начала выезжать на поиски солдат, оставшихся на полях сражений, а в конце 90-х стала командиром отряда и возглавила поисковое движение в Магнитогорске.

Почему солдат Великой Отечественной войны хоронят до сих пор? Чем патриотизм 90-х отличается от современного? Об этом и многом другом мы беседуем с руководителем поискового объединения «Рифей» Любовью Щербиной.

– Любовь Викторовна, как случилось, что вы увлеклись поисковой работой?

– В отряд меня пригласили, когда я училась на втором курсе института, и сразу предупредили, что отдыхать не придется, напротив, будет много физической работы в основном с лопатой в руках. Но мы, три студентки одного курса, все равно решили поехать. Не могу сказать, что нам тогда понравилось: слишком много было шокирующих моментов. Мы были воспитаны на советских фильмах о войне, где наши солдаты всегда были представлены героями, и когда мы видели, что останки бойцов валяются по всему лесу, ничего хорошего в наши головы, конечно, прийти не могло. К тому же мы понимали, что наше государство этим вообще не занимается, и поэтому все зависит только от нас: если ты приехал сюда, то кто-то обязательно будет найден и похоронен достойно, а если поисковый отряд остался дома, то искать будет некому. Осознание этого до сих пор не дает нам покоя, поэтому мы каждый год выезжаем на места сражений.

– С чего начинались ваши поиски?

– В 1988 году Валентина Алексеевна Погодина организовала для детей историческо-краеведческий кружок «Следопыт». Ребята работали с местными архивами, бывали в Челябинске и других городах, искали фамилии солдат, которые умерли в эвакогоспиталях нашего города. Так случилось, что после войны их списки были частично утрачены, поэтому оставались люди, которые не знали, что их родственники от полученных ранений умерли в Магнитогорске, и считали их пропавшими без вести. Но благодаря Валентине Алексеевне многие из имен были восстановлены, и теперь на левобережном воинском мемориале есть мраморные плиты с фамилиями солдат. И однажды челябинский поисковый отряд «Булат» пригласил Валентину Алексеевну на одну из первых Вахт памяти. Уже тогда, в начале 90-х, Погодина начала выезжать в Карелию, Новгородскую и Смоленскую области. Я присоединилась к отряду в 1993 году.

– Что такое Вахта памяти?

– Это название родилось в конце 80-х. У вечного огня 9 Мая всегда дежурят ребята с автоматами, неся своего рода вахту, благодаря чему память о павших солдатах передается из поколения в поколение. И для нас это тоже время, которое мы должны «отстоять».

– Вас кто-то ждет там, куда вы едете?

– Да, конечно, приехать из глубокого тыла куда-то, не зная местности, и что-то найти нереально. Именно поэтому первые отряды появились там, где шли самые кровопролитные бои. Так, в Новгородской области образовалась «Долина», которая впоследствии объединила все отряды этой области. Именно там, в «котле» под деревней Мясной Бор, погибла вторая ударная армия, которая должна была прорвать блокаду Ленинграда в 1942–43 году. Она состояла из десятков тысяч людей. Там воевали и наши земляки, части которых были сформированы в Челябинской области. Командир Власов попал в плен и перешел на сторону немцев. Наверное, поэтому только после войны в район Мясного Бора начали приезжать поисковые отряды с целью поиска бойцов. В 70-е годы основатель «Долины» Николай Орлов снял там фильм, но его запретили к показу. Сейчас он восстановлен и выложен в Интернете.

Когда мы впервые приехали туда, работа велась все еще точечно. Но мы попали не в «Долину смерти», в нее допускались только опытные отряды, так как было много неразминированных участков и не разорвавшихся снарядов. Но и так было где работать – в Новгородской области очень много было боев. Район два года находился под оккупацией, и солдаты бились буквально за каждую деревню.

Есть объединение поисковых отрядов Ленинградской области. Мы работали совместно сними под станцией Мга – это район, где шли ожесточенные бои за Ленинград. Большое объединение есть под Москвой, в Тверской и Калужской областях, Волгоградской области. Везде есть свои отряды, которые работают не вахтовым, а сезонным методом. С апреля по октябрь.

Любовь Щербина награждена медалью «Патриот России» за личный вклад в работу по патриотическому воспитанию, проявлению патриотизма в служебной, военной и общественной деятельности.

– У вас не возникало вопроса, почему до сих пор никто не сделал того, что теперь приходится делать вам?

– Когда я в первый раз попала на бывшее поле боя, у меня было очень много таких вопросов, а когда я стала командиром отряда и сама повезла добровольцев на Вахту памяти, мне самой приходилось отвечать на них перед ребятами. Для себя я решила так: мы не были на месте тех людей, которые поднимали страну после войны. Скорее всего, в годы восстановления страны у них не было ни физических, ни моральных сил заниматься еще и поисками пропавших без вести. Армии тоже работы хватало. Например, разминировать километры потерянных минных полей вокруг городов и деревень. Тем более что бои часто шли в таких местах, куда даже пешком трудно пройти. В Новгородской области, например, от нашего базового лагеря до ближайшей деревни не меньше 15 километров. Тем не менее первые поисковые отряды начали появляться в небольших деревнях и поселках уже в 50-е годы. Их организовывали местные учителя истории, которые знали, что вокруг их села лежат погибшие солдаты. Например, под Ржевом, в деревне Полунино, есть деревенский музей, где представлены фотографии солдат, которых нашел местный поисковый отряд. И даже отыскали их родственников. Таких фотографий там больше ста.

Я думаю, что сразу после войны заниматься поиском было практически невозможно. А сейчас это вполне реально, особенно там, где государство выделяет на поиски средства. Так, отмечать то, что мы находим, нам помогает современная техника и GPS. Мобильная связь между нашими отрядами помогает вести постоянный обмен информацией. И если в начале 90-х мы много времени тратили на поиски родственников найденных нами солдат, то сейчас это происходит довольно быстро. А благодаря слаженной работе поисковиков и Интернету только за последние два года пять бойцов вернулись на свою малую родину для захоронения.

– Есть ли какие-то правила проведения подобных поисковых работ?

– Конечно, есть. В 1993 году вышел закон, который дает право зарегистрированным общественным объединениям на увековечивание памяти солдат, павших в боях за Родину.

И есть внутренние правила работы действующих поисковых отрядов. Прежде всего это техника безопасности. Она необходима, потому что на местах боев до сих пор остается много не разорвавшихся снарядов, мин, фугасов. Человек, работая в таких условиях, должен понимать, что опасно для него, а что нет. Он также должен уметь ориентироваться в лесу, развести костер, приготовить походный обед… И есть время, когда в лесу вообще нельзя находиться, потому что начинают работать саперы.

– Что вам больше всего запоминается во время Вахты памяти?

– Наверное, это минуты радости в те моменты, когда мы находим уцелевший медальон. Медальон – это пластмассовый футляр, в который солдат вставлял скрученную бумагу. На ней он записывал все свои данные. Если солдат погибал, то похоронная команда должна была один вкладыш оставить с ним, а второй забрать в штаб, где на него оформили бы похоронку. Но чаще всего забирали либо весь медальон, либо не забирали из него ничего. В таком случае, если медальон был хорошо закручен, то надписи сохранились. Когда мы находили такие медальоны, нас переполняли эмоции. Лучше всего читаются надписи, сделанные химическим карандашом. А вот чернила сильно расплываются, и здесь нам приходится обращаться за помощью к криминалистам.

Однажды мы работали под Питером и нашли медальон Ивана Степановича Егорова. Он родился в 1911 году в Балашове Саратовской области. Когда вернулись домой, я в Интернете нашла редакцию местной газеты и позвонила редактору. Он съездил по указанному мной адресу и узнал, где в данный момент проживают родственники Егорова. Я им позвонила. Оказалось, что у Ивана Степановича четыре дочери, и самая младшая еще была жива. Ей сейчас уже за 80 лет. Поэтому я разговаривала с его внучкой. Она ничего не знала про поисковиков, очень обрадовалась моему сообщению и дала мне адрес своей племянницы в Питере. На следующий год мы встретились с этой женщиной, и она присутствовала при захоронении. Это произошло на Синявинских высотах под Санкт-Петербургом, где находится очень большой военный мемориал. Мы передали Людмиле Константиновне медальон и личные вещи Егорова, а она подарила нам фотографию Ивана Степановича и сказала, что память о нем всегда хранилась в семье из поколения в поколение.

– Часто ли везет так, как в этом случае?

– К сожалению, нет. Под Питером этот медальон был единственным. А с 2009 года мы начали работать под Ржевом. Там каждый год находим по два-три медальона.

– Магнитогорцы среди них были?

– Нет. Но так как мы дружим с другими отрядами, то нам всегда сообщают о такой находке. Одного нашли в Карелии, другого – в Смоленской области, последнего привезли из-под Киева. Наши земляки воевали в самых разных районах.

– А что вы делаете, если ни родственников, ни даже имени солдата вам не удается найти?

– Все найденные останки мы пересчитываем, и местные отряды в конце вахты, 8 мая, делают захоронение на общем воинском кладбище. Это очень торжественное мероприятие, на которое приходят ветераны, школьники, местные жители… Обязательно присутствует священник. Он проводит отпевание и читает молитву, которая помогает пережить этот непростой момент.

– Лет 10 назад прозвучало такое высказывание, что искать нужно именно сейчас, потом это не будет иметь смысла. Вы согласны с этим утверждением?

– Оно верно для тех районов, где очень сыро, и потому останки там не сохраняются. Например, в Новгородской области с каждым годом шансы на успех очень быстро уменьшаются. Но в других местах – в той же Смоленской области или подо Ржевом – другой климат, и останки находятся в очень хорошем состоянии. Еще в прошлом году мы находили легко читаемые медальоны в Волгоградской области. А если об этом говорить с точки зрения морали или воспитания, то поиски погибших солдат – это именно та работа, которая очень сильно сдвигает людей в сторону общечеловеческих ценностей. И в этом отношении количество найденных солдат не имеет значения. Пусть это будет всего два-три человека, но молодым людям, у которых система ценностей только формируется, встреча с поисковой работой помогает выбрать верный вектор своего развития.

Сейчас, когда многие современные дети живут в компьютерных играх, где убитый всегда может снова ожить, это тем более важно, так как у них не сформировано ощущения опасности войны. А те ребята, которые начинали свой жизненный путь у нас в поисковиках, все выросли достойными людьми и очень ценят возможность жить счастливо. Они видели, что война – это очень страшно и некрасиво и что никакой романтики в ней нет. Поисковики знают, какой ценой далась нам победа в Великой Отечественной войне, поэтому копать мы будем до тех пор, пока хоть кто-то находится.

– Наверняка вы привозите с собой какие-нибудь предметы военных лет. Магнитогорцы могут их где-то видеть?

– Еще Валентина Погодина собирала музей начиная с 1990 года на базе станции детско-юношеского туризма и экскурсий; в мае 2014 года экспозиция появилась и в краеведческом музее. Мы передали туда на вечное хранение часть уникальных экспонатов.

А сейчас нам дали помещение на ул. Галиуллина, 16/1. Там у нас есть отдельная комната. В музее можно увидеть медальоны, солдатские вещи, настоящие немецкие и советские каски, немецкие и советские патроны, запчасти от автоматов… И дети, приходя к нам, могут все это потрогать, примерить каску, почувствовать тяжесть военного обмундирования.

– Насколько развито поисковое движение в Магнитогорске?

– Сейчас в нашем городе работает два больших отряда. Это «Рифей» и «Феникс», руководит которым Александр Любецкий. Общая численность активистов движения составляет порядка 50 человек. Основатель «Феникса» Потемкина и Любецкий занимались списками военнопленных, которые немцы сейчас выложили в свободный доступ и помогали по запросу родственников находить в нем магнитогорцев.

– Что считаете самым трудным в вашей работе?

– Когда несколько дней подряд ничего не находишь. Мы можем держать вахту максимум две недели, и когда несколько дней подряд нет никакого результата, очень трудно верить в успех. А другая трудность заключается в том, что мы вынуждены уезжать, зная, что не всех нашли: всегда остается ощущение, что работа осталась недоделанной. У нас под Санкт-Петербургом был такой случай, когда мы вернулись через год, продолжили копать начатую линию окопов и подняли еще несколько солдат.

– Как магнитогорцы и страна в целом отзываются на вашу работу?

– В Магнитогорске в этом отношении все замечательно. Наша администрация во всем нас поддерживает и каждый год закладывает в бюджет средства на поездки. Нас всегда приглашают на больше мероприятия, посвященные годам войны. Мы сами ходим по школам, рассказываем о своих поисковых работах.

– В конце 90-х патриотизм российской молодежи опустился до минимальной отметки. Как удавалось находить сподвижников?

– Мы даже не ощутили этого спада, люди записывались в отряд сразу после лекций о нем, а вот сегодня наши рассказы перестали приносить такие результаты. Приоритеты у молодежи сильно изменились: им нужны комфорт и Интернет. Сейчас этот вопрос для нас очень актуален, так как отряд нуждается в притоке новых сил.

– Как относитесь к современному переписыванию истории на Западе?

– Естественно, отрицательно. Поэтому я всегда говорю детям, что свою историю, пока это возможно, надо изучать по рассказам ее участников, а не через Интернет. Я часто сталкивалась с ситуацией, что когда в музей к нам приходили ребята из школ, они даже не знали дату начала войны и кто с кем воевал. Про количество погибших и спрашивать уже не надо. Нам важно знать главное: наши солдаты прошли весь путь от своих родных дворов до Берлина. И мы заплатили огромную цену как страна, выигравшая войну.

И очень хорошо, что в нашем городе в этом году в праздничном параде принял участие Бессмертный полк. Пусть пока 600 человек. В следующем году будет намного больше участников. В Туле, например, этот полк составили десятки тысяч человек, и эта колонна шла мимо трибун 2,5 часа.

– О чем вы мечтаете, когда думаете о людях, о жизни?

– В 2013 году «Рифею» исполнилось 25 лет, и сейчас я дописываю книгу о наших поисковых работах, в которую вошли воспоминания мои и ребят, фотографии, краткие исторические справки о военном времени. Книгу планирую издать к юбилею победы в 2015 году, надеюсь, средства найдем. Что я знаю точно: солдаты, защитившие нашу Родину, месяцами жили в мокрых холодных окопах, им было по 25 лет в среднем, и никто из них не хотел умирать, а тем более без вести пропасть. Хочу, чтобы наш Бессмертный полк пополнился недостающими фамилиями и фотографиями, а люди, живущие сегодня, научились помнить ценить то, что у них есть на самом деле. У нас есть мир, родной язык и великая история победы над фашизмом. Нам есть чем гордиться.