Юлий Гусман известен как инициатор нескольких кино- и театральных премий. Однако в Челябинск он приехал вручить неизвестную большинству народа региональную премию «Гражданская инициатива», учрежденную Комитетом гражданских инициатив (КГИ) под председательством бывшего министра финансов РФ Алексея Кудрина. Мы говорили с гостем нашей редакции о том, что каждый человек на этой земле способен на добрые дела; а также о причинах национализма и о том, была ли дружба народов во времена СССР настоящей, и, конечно же, о российском кинематографе.
Нет, это не мелочи
– Спасибо, Юлий Соломонович, что нашли время для встречи.
– Всегда готов. Я очень не люблю, когда медийные звезды, политики и все остальные господа, которые в лучах прожекторов, отмахиваются от журналистов и поклонников. Сначала они полжизни потратили на то, чтобы добиться популярности, а потом стали кричать: «Что вы ко мне пристаете? Никаких интервью! Я не даю автографы! Мой райдер – белые лилии!». И так далее. Прыгают в свои лимузины и уезжают... В Европе или Америке, например, такое поведение вообще невозможно. Там тоже «Битлз» убегали от толпы фанатов, но это была совершенно иная ситуация – их готовы были на клочки порвать из страстной любви.
– Скажите, почему именно вы приехали вручать премию Комитета гражданских инициатив?
– Потому что я ее художественный руководитель. Челябинск стал четвертым городом в России, после Воронежа, Ставрополя и Казани, где мы вручаем ее. Так что я прилетел сюда не ради гонорара. (Смеется.) Мне дали только билет на самолет и кровать в гостинице. Поверьте, мне есть чем сегодня заняться, но я это делаю, потому что считаю эту премию очень важной. Ее создатели понимают, что нужно предлагать какие-то альтернативные решения президенту, правительству, а самое главное – обществу. И видят опору и будущее страны в развитии гражданского общества, то есть в развитии структур, которые самоорганизуются снизу, а не предлагаются сверху. Одна из последних идей, которой меньше года, открыть окна и двери в помещения, куда свет пока не проникает, но где живут и работают люди, делающие добрые дела – благодеяния! Какое прекрасное слово!
– Вы имеете в виду, что они не замечены государством?
– Да, именно эти люди сегодня менее всего опекаемы, поощряемы и понимаемы не только государством, но и обществом. Раньше было так: в СМИ говорили только хорошее, у нас не было ни сумасшедших, ни преступников (лишь частные случаи), а только колосились поля и пыхтели заводы... Но потом настало время, когда все это резко ушло, стало никому не интересным. Никому сегодня не интересен простой человек. Возникла страна, в которой менты есть, криминал есть, бандитский Петербург есть – 38 серий...
– А гражданского общества нет?
– Общества нет! Иногда руководитель государства приезжает то в одно место, то в другое, там есть люди, которые ему аплодируют, задают вопросы... Но мы ничего не знаем, что делается в этих местах. Раньше я знал, что в Челябинске делали танки, в войну его называли танкоградом, что это была кузница страны – металлургические заводы и так далее... А потом вдруг кроме «красных труселей» и этого замечательного смешного героя ничего нет! Сколько людей живет в Челябинске? Чем они занимаются? Ни-че-го!
– Недавно упал метеорит и все вспомнили о нашем городе.
– Да, это очень мило. (Смеется.) Но я вчера ехал по Челябинску, и мне Андрей Некипелов восхищенно рассказывал про родной город, я просто обалдевал – оказывается, это нормальный среднеевропейский город. Правда, я был только в центре, не был в тех местах, где на улицах по-прежнему кипит руда. (Смеется.) Но я был удивлен: красивые девушки, прекрасная гостиница, все как полагается – тапочки в шкафу... Когда-то ничего этого не было ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге. Не было вообще! И вдруг это все стало. Душ утром принять – нормально, зубы почистить пастой «Колгейт» – нормально... Вы скажете, это мелочи...
– Не скажу.
– Нет, это не мелочи! У нас была страна, в которой протопопа Аввакума читало больше людей, чем принимало душ два раза в день. Потому что говорили о духовной культуре, а все остальное считалось ерундой. Но начинать надо с того, чтобы люди нормально жили, чтобы были обеспечены их базовые потребности.
– Советская власть это тоже декларировала.
– Вот именно, что декларировала, но не было ни-че-го.
У преступника нет национальности
– Зато дружба народов была реальной?
– Я все свое детство и юность жил в Баку и могу сказать точно: да, дружба была реальной. Все объясняется просто – если я каждый день буду говорить: «Эй ты, баба, я тебе в рыло дам!», то будет конфликт полов. Если я буду в пьяном виде бить своего сына или внука, то будет домострой. Если я живу с вами в одном доме, а вам не нравятся евреи, латыши, «пиндосы», хохлы, то какая может быть дружба народов?! А ведь именно это сегодня постоянно распаляют в нашей душе – у нас все время во всем виноваты «пиндосы», таджики, понаехали тут... А мы что? А мы ничего – мы гадим в подъездах и будем гадить.
– То есть сегодня дружба народов ушла из идеологии?
– Советская власть декларировала, что мужчины и женщины равны (в Баку есть памятник освобожденной азербайджанке, которая сбрасывает чадру), что народы должны жить в дружбе и согласии... В реалиях все было далеко не так, но вектор был обозначен! А если по телевизору с утра до вечера мы будем показывать, как везут скрученного подозреваемого в убийстве в Бирюлево азербайджанца, мира не будет, хотя его показывают, чтобы успокоить бирюлевские кошмары. Но нельзя для этого унижать и топтать, если мы хотим, чтобы общество успокоилось. Нельзя говорить, что во всем виноваты те, кто «понаехали тут». Ведь даже интеллигентная женщина станет агрессивной, если ей каждый день с утра до вечера петь это в уши. Я утрирую, конечно, и специально приземляю проблему не потому, что не могу сказать о происходящем по-другому, а потому, что хочу подчеркнуть: сегодня мы пожинаем те плоды, семена которых бросили в землю рефлексивно, пытаясь вектор общественного негодования перемещать с больного на здорового. Власть, как военный самолет, уходит от направленных на нее ракет и отстреливается, как придется.
– Забыв о законе бумеранга?
– В том-то и дело. Можно управлять стадом, пока не наступила засуха. Как только она наступит, стадо начнет пожирать друг друга, а потом и пастухов. Никакими выселениями вьетнамцев и других гастарбайтеров (ненавижу это слово!), никакими погромами нельзя решить проблему в той стране, где сотни лет люди жили рядом и были братьями. Это не означает, что надо границы открывать и не надо вводить визы, это означает только то, что нужно правильно понимать ситуацию: мигранты тянутся в богатую Россию (для них богатую) немножко подзаработать, точно так же, как латиноамериканцы едут в Северную Америку. И надо просто правильно организовать процесс. Кроме того, я убежден, что у преступников нет национальности. Моя жена – наполовину русская, наполовину азербайджанка – Валида Мурадовна. У нее были бабушка и дедушка: он – георгиевский кавалер, а она – такая маленькая сухонькая добрая старушка. И жили они в развалюхе под Баку. Это были такие чистые, добрые люди! У меня полно друзей армян, например, и не только армян. Все они – замечательные люди. Нет плохих и хороших наций, есть плохие и хорошие люди, честные и нечестные, добрые и злые, порядочные и нет, благородные и подлые. Ничего другого нет!
– Юлий Соломонович, памятную доску на доме, где жили ваши родители, установили жители Баку?
– Думаете, я это сделал?!
– Бывает и такая инициатива.
– Нет, это инициатива президента Азербайджана Гейдара Алиева. Дело в том, что мой отец воспитал всех терапевтов-кардиологов в Баку да и в республике тоже.
– Замечательно, что его помнят.
– Но вот вам еще один факт – папа был профессором, самым известным врачом в Закавказье, до конца своих дней лечил больных, до 75 лет; но всю жизнь они с мамой жили в коммунальной квартире. За папой каждое утро приезжал «москвич» первого выпуска, и он – ростом 1,92 метра, – сгорбившись, садился в эту машину и ехал в больницу, где лечил, в том числе всех руководителей Азербайджана. Мама ему говорила: «Моно, (Соломон Моисеевич), так она его называла, поди и скажи им, что у нас нет квартиры»! – «Лолка (Лола Юльевна), – отвечал он. – Ничего просить не надо, сами придут и сами все дадут. Они все знают». Никто не пришел и ничего не дал. Но я видел счастливых людей! Они прекрасно понимали, что на самом деле происходит в стране, но они работали для людей и для страны. Если мы научимся думать о людях и о стране хоть чуть-чуть и не считать это демагогией, тогда мы победим.
Шанс полетать
– И потому возникла идея премии «Гражданская инициатива»? Находят ли попытки расшевелить, хотя бы таким способом, гражданское общество какой-то отклик?
– У нас нет стремления создать какую-либо партию, мы, действительно, хотим расшевелить общество не с тем, чтобы людей формализовать, а чтобы создать неформальные человеческие отношения между разными людьми, чтобы появилось доброе отношение к тем людям, которые, как Тимур и его команда, пытаются сегодня что-то делать. Люди должны чувствовать себя счастливыми не только потому, что они работают и получают зарплату, они должны еще быть причастными к какому-то творчеству, к добрым делам. Человек себя чувствует поденщиком, если нет полета в его жизни. Пусть кто-то кормит бездомных кошек и собак, а кто-то каждую весну цветы возле подъезда садит – это все малые дела, но вы это делаете по зову души своей! Есть, конечно, такие известные фонды, как фонд Чулпан Хаматовой, но есть люди, о которых страна не знает, не слышит, но они тоже заботятся о детях и стариках, помогают инвалидам, увековечивают память павших... Плохо, что они никому не интересны. Только во время электоральных боев наши политики вспоминают о слабых – шлют письма ветеранам, дарят колбасу малоимущим, а мы хотим, чтобы эта фальшивая традиция советских адресов с лозунгами населению сменилась традицией диалога с гражданами, которым не все равно, что происходит вокруг. Наша премия рассчитана на то, чтобы люди, творящие добро, у которых есть крылья, крылышки или, как у маленького цыпленка, хотя бы их начало, получили шанс в этом обществе полетать.
– Но гражданская инициатива не всегда нравится власти, вспомним ситуацию с волонтерами в Краснодарском крае.
– Это все не от ума. Наша система так придумана, что поощряет патернализм, чтобы взять несмышленый электорат за руку и сказать: на ночь не забудьте почистить зубы и ни в коем случае не ходите на красный свет! При этом власть реагирует на происходящее, как подопытная лягушка, на которую периодически капают кислотой в лаборатории. Капнули, она дернулась, как в Бирюлево. Нет системы. Проблема в том, что, если растение «гражданская инициатива» не поливать, гражданского общества в стране не появится никогда. Недаром нашим первым девизом были слова из «Маленького принца»: проснулся, сначала убери свою планету.
– Гражданское общество – возможность избежать взрыва?
– Да. Не сумеем все мы из этого ростка вырастить дерева, не избежать беды. Общество будет накипать, и когда прорвется этот «гной», неизвестно. Может, никогда. Может, через 20 лет, а может быть, и завтра. Неизвестно.
– Сегодня многими вновь овладевает страх. Объясните с точки зрения врача-психиатра, почему в человеке страх сильнее разума?
– Потому что человек не совершенен. Есть реальные страхи – страх смерти, болезни, потери близких, страх бедности, инвалидности, самолет разбился, соседа ограбили, города затоплены, пожары кругом – это все реальная жизнь. Но если страх в человеке все время поддерживать еще и «зомбоящиком»... К сожалению, не многие сегодня хотят знать правду. В своей юности я добывал информацию при помощи приемника «Спидола», вылавливая в мире звуков «Би-би-си» и «Голос Америки», мне хотелось сравнивать то, что я слышал по центральному радио и телевидению с тем, что говорят там. Сегодня, когда можно получить любую информацию нажатием клавиши на клавиатуре компьютера, народ сидит на порносайтах, в чатах, интернет-магазинах, но никто особенно не заморочивается тем, чтобы почитать умные статьи.
– Телевизор смотреть гораздо проще.
– Да, если каждый день смотреть по ТВ ужасы и расчлененку, то становишься равнодушным – чего переживать? Да, у меня в холодильнике масло закончилось и до зарплаты осталось 200 рублей, ну и что? Там половину страны в капусту порубали, и ничего! Есть в телевизоре менты. Есть ностальгия по времена ушедшим: Сталин и Мао (поет). И есть дикое количество агрессивных сил вокруг, которые хотят нас уничтожить, они всех хотят купить, Сибирь отнять... Там китайцы, здесь НАТО... И народ у экранов это кушает. От этого и страх. При советской власти вектор агитации был другим: (поет) «Нам ли стоять на месте!/ В своих дерзаниях всегда мы правы/ Труд наш – есть дело чести/Есть дело доблести и подвиг славы». Там тоже говорили о внешних врагах, о том, что мы – остров социализма. Но всегда о труде и о том, что мы идем вперед. Поэтому еще раз вернусь к премии для людей, которые без финансов, без вертикали властной делают некие добрые дела и совершают поступки, не рассчитывая ни на какую награду, кроме отзвука своего собственного сердца и своей души. Это потрясающе! Я убежден, что от вас и от меня зависит, будут ли в стране добрые дела. Покормить брошенную собачку или принести соседке через дорогу борща – вы это можете сделать уже сегодня.
Простой рецепт
– Вы завершили работу над продолжением своего фильма «Не бойся, я с тобой»?
– На днях состоится премьера в Баку.
– Почему не в Москве?
– Потому что это продолжение фильма, который был снят в 1981 году в Азербайджане. И там же мы снимали второй фильм, это как «Мушкетеры 20 лет спустя». Переговоры идут с прокатчиками в Москве, с телеканалами... Это же сейчас целый процесс, кино стало бизнесом. Сейчас министерство культуры не может дать приказ: показать! Но, думаю, россияне фильм увидят. По телевизору – сто процентов.
– Как относитесь к тому, что отечественное кино на больших экранах стало редкостью?
– Если нами все время будут управлять неконтролируемые векторы различных усилий, то так и будет. Прокатчикам – бизнесменам от кино – не нужно и неинтересно прокатывать, снимать серьезное, умное кино. Это примерно то же самое, что происходит сегодня в СМИ. Моя некогда любимая «Комсомольская правда», где я когда-то работал, стала совершенно другой. 40 лет назад мы с Головановым и Ростом вели в этой газете отдел сатиры и юмора, а сейчас там и близко нет того, что было, все другое – в основном то, что мне не очень нравится. Выбор зависит от вашего учредителя, вашего акционера, он не для того дает деньги, чтобы вы развлекались умными статьями. То же самое происходит в кино.
– Вы основатель первой Российской национальной кинематографической премии «Ника», есть кого награждать ею сегодня?
– Фильмы хорошие есть и будут. Как будут и попытки снимать такое кино. Есть замечательные режиссеры. Алексей Герман (старший) – мой друг и учитель – ушел недавно из жизни, но его сын – тоже Алексей – сейчас закончил последнюю картину отца «Трудно быть богом» по роману братьев Стругацких. Это невероятное произведение. Оно снято так, как будто ожил художник Брейгель! Ожил и сделал все эти невероятные декорации, эту подлинность средневекового кошмара и ужаса. Но это художественное произведение не сможет смотреть зритель, который ходит на массовое кино. А потому для киноискусства, не предназначенного только для развлекухи, нужны отдельные небольшие кинотеатры или кинозалы. И об этом тоже должно заботиться гражданское общество, которое все регулирует с помощью государственных институтов. Не министр должен командовать, что хорошо, что плохо, и посылать всех то налево, то направо. Движение должно быть навстречу друг другу – сверху и снизу. Это единственный гарант развития общества. Все рецепты просты: общество должно жить по закону, по чести и по совести, без двойных и тройных стандартов. Закон должен быть один для всех.
– У нас есть замечательный закон – Конституция, но одни его не знают, а другие игнорируют.
– Да, это замечательный закон прямого действия. Но если вдруг кто-то, укравший миллиарды, гуляет по бутикам по три часа в день, а кто-то, укравший булочку, потому что есть хотел, сидит два года, то никогда и никому вы ничего не докажете. Я не выношу «Гринпис» – во многом они не правы и порой демагоги. Но зачем с ними обращаться как с террористами, как с жуткими сомалийскими пиратами? Какую рекламу мы получим, когда они вернутся домой и напишут про то, что видели и испытали в России!? Почему мы из Сноудена делаем героя?! Молодой человек, может быть, гений открыл важные государственные секреты... А если это завтра сделает наш Сноуден, что вы тогда скажете? Вы же его напалмом сожжете! Это как в том анекдоте: «Ты где была? – На работе. – Я же тебе сказал, чтобы вечером была дома! – А ты где был? – Я тебя умоляю, мы с пацанами посидели»... Мы все время топчемся на маленьком пятачке предрассудков, безумий и фобий, которые, на самом деле, гроша медного не стоят. Ничего этого не будет, если просто принимать душ по утрам, чистить зубы и думать о том, что от тебя многое зависит, что ты – гражданин страны. Ты можешь дерево во дворе посадить, дать три рубля соседу, чтобы он купил леску и поймал себе рыбу, ты имеешь право пойти в школу к своему сыну, внуку, племяннику и организовать там кружок для детей раз в неделю. Ты можешь сделать множество вещей не для того, чтобы за это что-то получить... Благодеяния нужны!
– Есть «Кейс» на «Эхо Москвы», где вас иногда можно услышать. Есть ли другие проекты на ТВ, радио?
– У меня нет времени на это, хотя часто где-то бываю как гость или член жюри. Но большую часть времени я преподаю, снимаю кино, ставлю спектакли. Недавно в Центральном театре Российской Армии (ЦАТРА) поставил два мюзикла с Владимиром Михайловичем Зельдиным. Первый – «Человек из Ламанчи» – я поставил, когда Зельдину было 88 лет. Я в Анапе увидел его выходящим из воды – молодого спортивного человека. И вдруг он говорит: «Юлик, я давно ничего не играю, мне только грамоты вручают». Я ему: «Давай я поставлю «Человека из Ламанчи», но тебе придется заново всему научиться». Он отвечает: «Хорошо». Никто в это не верил! Как можно сделать мюзикл в театре Российской Армии с Зельдиным, которому под 90?! Кстати, балет в этом мюзикле я сделал из солдат охранной команды. (Смеется.) Они меня ненавидели во время репетиций. Они голодные , они охраняют, они убирают снег, а я им про добро, честь, милосердие... Год я с ними работал! А через год пошли другие разговоры: «Какой хитрый Гусман, взял звезду и вокруг него целый спектакль сделал». (Смеется.)
– ЦАТРА был этой осенью у нас на гастролях, только «Человека из Ламанчи» не привезли.
– А Владимир Михайлович Зельдин приезжал?
– Да, с творческим вечером, но там были сцены из этого мюзикла.
– Прекрасно! Спектакль уже сыгран более 150 раз, и этот огромный зал ЦАТРА всегда полон! 1600 мест, и нет ни одного свободного! А к 95-летию Владимира Михайловича мы с другом Исааком Фридбергом поставили «Танцы с учителем» – старый актер ставит в театре новый мюзикл по Лопе де Вега, его никто не понимает, ему не верят. И этот спектакль сегодня тоже идет с ошеломляющим успехом. А сейчас мы пишем новую пьесу – к 100-летию Зельдина! Дай ему бог здоровья. Но это уже будет обозрение, состоящее из его лучших ролей. Кстати, Владимир Михайлович Зельдин, как гражданская инициатива, – человек очень скромный. Имея столько званий и регалий, любимый артист многих правителей этой страны, до сих пор живет в квартирке 28 квадратных метров! У него нет ни дачи, ни служанки! Он всю свою жизнь просит за других, но никогда ничего не просил и не просит для себя. Никогда!
– Это правильно?
– Такие люди и есть соль нашей земли!
Фото: Фото Евгения ЕМЕЛЬДИНОВА