Наталья Троицкая, заведующая литературным отделом Магнитогорского историко-краеведческого музея: «Еще немного, и мы можем навсегда потерять связь с ушедшим веком – этого нельзя допустить»

Литературным краеведением, а именно творчеством уральских поэтов, Наталья Троицкая увлеклась давно, еще работая во дворце пионеров и школьников. Ровно десять лет назад она пришла работать в музей-квартиру Бориса Ручьёва, являющийся литературным отделом Магнитогорского краеведческого музея. Сегодня жизнь Натальи Григорьевны тесно переплелась с судьбами многих магнитогорских поэтов. По ее мнению, именно в их стихах отражена душа нашего города.

Какие тайны скрывали от нас московские архивы? Что можно прочитать между строк в стихах Бориса Ручьева, и чьи звезды зажглись на небе преждевременно? Из чего складывается трагизм современной поэзии? О времени, отраженном в стихах магнитогорских поэтов, рассказывает заведующая литературным отделом историко-краеведческого музея Наталья Троицкая.

– Наталья Григорьевна, что связало вас с поэзией?

– Обучаясь на филологическом факультете тогда еще Магнитогорского педагогического института, я удивлялась, что на уроках литературы нам ни о ком из уральских поэтов, кроме Бориса Ручьева, не рассказывают. Я знала, что в Магнитогорске много ярких поэтов, и из обычного любопытства начала знакомиться с их творчеством. И вдруг, вскоре после защиты диплома, мне предложили заняться литературным краеведением. Погрузившись в тему, я поняла, насколько интересна уральская литература. Как говорил известный писать, один из самых мощных прозаиков нашего времени НИколай Воронов, есть случайности, предопределенные свыше. Я считаю, что именно это со мной и произошло: мой интерес идеально совпал с тем, что мне предложили. Мне повезло: в конце 80-х прошлого века, еще была возможность оформить командировку в Москву, и я трижды там побывала. Я работала в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ).

– Там есть сведения о магнитогорских поэтах?

– И не только, ведь литературное краеведение – это еще и творчество писателей и поэтов, побывавших в Магнитогорске и создавших произведения о нашем городе. Это направление в литературном краеведении можно определить как «писатели страны – гости Магнитки». В 30-е годы, по сути, с нуля стартовали в литературу прозаики Валентин Катаев, Аркадий Гайдар, Василий Гроссман, Александр Бек – все они начинали свой путь в большую литературу никому неизвестными журналистами именно здесь, на Магнитострое. Например, Евгений Воробьев, по книге которого был снят фильм «Высота». Да, снимали его в Запорожье, но в романе описана именно Магнитка. В письме героя этого фильма Токмакова, который строил новую домну, так и говорится: «Я живу в Европе, а езжу в Азию».

Когда тянешь из прошлого эту ниточку событий, становится так интересно, будто роман читаешь. Я, например, переписывалась с дочерью Александра Бека. Патриарх нашей поэзии Александр Лозневой утверждал, что Бек приезжал к нам, и они даже встречались, но почему-то об этом все забыли. В московском архиве я нашла пропуск для Александра Бека на комбинат.

По вечерам, когда архив закрывался, я, набравшись смелости, звонила к писателям, чьи судьбы связаны с Магниткой. Так, я побывала в гостях у мужа поэтессы Людмилы Татьяничевой и у вдовы Евгения Воробьева. При этом чувствовала, что слово «Магнитка» является для меня золотым ключиком из сказки про Буратино. Вместе с супругой Воробьева мы подняли его архив, и теперь в нашем музее хранятся редкие фотографии Евгения Захаровича и авторские экземпляры его книг. Благодаря Николаю Петровичу Воронову я встречалась с Владимиром Поповым, который написал книги «Сталь и шлак» и «Запах сандала» о металлургах Магнитки. Все литературные экспедиции в Москву и Переделкино вспоминаются удивительными встречами, например, с поэтом Виктором Боковым...

Уже тогда я поняла, что наша уральская литература – это непаханая, неподнятая целина.

– Как Магнитогорск отмечал столетие со дня рождения Ручьева?

– Весь 2013 год был объявлен в Магнитогорске Годом поэзии. Состоялось довольно много мероприятий. Год начался с юбилея талантливого прозаика, мастера индустриальной прозы Станислава Мелешина – очень интересного, но не сумевшего полностью себя реализовать человека. Он и стихи писал, и рисовал хорошо. У нас в музее прошла встреча с людьми, которые знали Станислава Васильевича или хотя бы слышали о нем рассказы от своих родителей.

Весь год мы готовились к 100-летию Бориса Ручьева. 15 июня состоялись ручьевские чтения, на которых выступали его современники: поэтесса Римма Дышаленкова, художник Федор Разин и гости из Еткуля – родины Ручьева. Потом состоялось открытие новой звезды на Площади звезд. И что интересно, Ручьев и Эйдинов, которые жили недалеко друг от друга, здесь тоже оказались рядом. Память поэта почтили у его могилы на Правобережном кладбище. Там же, недалеко от Бориса Ручьева, покоятся его друзья и соратники Михаил Люгарин и Нина Кондратковская. Так, случайно или нет, образовался своего рода мемориал магнитогорских поэтов.

Вернувшись в музей, мы провели экскурсию для ребятишек из Еткуля. Праздник завершился поэтическими чтениями – они были построены в виде диалога между двух поколений – молодежного и ветеранского.

– Как судьба поэта повлияла на его творчество?

– Многотрудная судьба Бориса Ручьева отражена в его могучей поэзии. В октябре мы отметили день памяти – исполнилось 40 лет с тех пор, как перестало биться сердце одного из самых ярких поэтов Урала и России. В этот раз к нам приехали гости из Якутии, где Борис Александрович отбывал наказание в поселке Томтор Оймяконского улуса. Там живет заслуженный учитель России Марина Боярова, с которой мы состоим в давней переписке: у нее в музее есть экспозиция, посвященная Ручьеву. В течение 40 лет она мечтала попасть в Магнитку, и вот мечта осуществилась. Она взяла с собой своего ученика Алешу Васильева, серьезно увлеченного поэзией. Вместе со своим педагогом он преодолел огромное расстояние, чтобы побывать на родине любимого поэта.

Мария Поликарповна сделала очень большое дело, собрав воспоминания жителей своего поселка о Ручьеве. Многие даже имени его не знали, но были ему благодарны за спасение: в ссылке он работал фельдшером в больнице, в которой лечили и зэков, и местное население.

– Разве у него было медицинское образование?

– Нет. Он поступил в литературный институт им. Горького в Москве, но до ареста успел проучиться только три курса. После серьезного ранения, которое получил в районе Мирового полюса холода, работать на строительстве дорог больше не мог, и его оставили санитаром в больнице.

По рассказам Марии Поликарповны, на Колымском тракте погибли десятки тысяч людей. Борис Александрович выжил чудом. В больнице он стал свидетелем страшных сцен. Морозы в Якутии достигают -71,2 градуса, поэтому зимой, когда заключенные умирали, их невозможно было похоронить в условиях вечной мерзлоты – их просто складывали штабелями до весны и потом хоронили в общей могиле.

Естественно, все эти события не могли не сказаться на творчестве Ручьева и прежде всего на его характере. Ссылка стала для него испытанием на прочность, что подтверждают строчки «Чем крепче боль, тем памятней закал» – как у металлургов, выковывающих булатные клинки. О самой ссылке поэт не писал – обходил эту тему стороной. Я так думаю, что он просто запретил себе об этом думать. И когда к нему обращались с вопросами о Колыме, он отвечал: «Читайте мои стихи, там все есть». И действительно, читая «Красное солнышко», «Прощание с юностью», «Полюс» мы можем увидеть суровый северный край, кожей ощутить пронизывающий ледяной холод. Многое из написанного на Колыме потеряно: поэт был лишен права переписки и мог надеяться только на память. На счастье в тюремной больнице у него был доступ к бумаге и ручке, ведь память – вещь эфемерная. Несколько коричневых листочков, оставшихся у Бориса Александровича с тех времен, хранятся в нашем музее.

Запас жизненных Ручьева сил был на исходе, когда его снова сослали – теперь уже на поселение в Киргизию. Спасла его Любовь Николаевна, ставшая ему и женой и настоящей берегиней. Вместе с ней он и вернулся в Магнитогорск.

– Помимо Бориса Ручьева были репрессированы и другие поэты Магнитогорска?

– Да. Арестованы были Виктор Губарев, Василий Макаров и Михаил Люгарин. Но если Борису Ручьеву и Михаилу Люгарину «повезло» (им дали срок), то Василия Макарова, который стоял у истоков литературной жизни нашего города, расстреляли. То же произошло и с Виктором Губаревым, журналистом, ярким начинающим поэтом и, как его тогда называли, солнечным человеком. Суд над ними длился всего 15 минут.

Нам с позиции современности очень трудно понять, как эти люди жили в столь жестокое время. Недавно часть архивов ФСБ передали в областной архив, и я поспешила там поработать. Когда вышла из архива, было ощущение, будто я вырвалась на свободу. Я часто, рассказывая о Борисе Ручьеве, думаю: «Какое счастье, что мы не жили в 1937 году, в период репрессий!» Желая разобраться в судьбе Ручьева, я даже не пытаюсь узнать, кто на него настучал, какие обстоятельства подвигли этого человека на дурной поступок.

Мне стало известно, что еще живы дочери Василия Макарова – отца нашей магнитогорской поэзии. Когда его арестовали, девочек вместе с мамой выгнали из дома. О том, что его расстреляли в 1938 году, они узнали только после войны. У нас в музее хранятся его рукописи. Почерк у него каллиграфический, и я привожу его в пример своим ученикам: видно, что поэт с любовью относился к своим стихам.

– Что объединяло магнитогорских поэтов 20 века?

– Прежде всего, время, желание ускорить ход строительства, сказать свое самое заветное слово. У каждого времени свой ритм, свои нравственные законы и ценности. Например, современные дети недоумевают, слушая рассказ о подвиге одного из ярких поэтов Магнитостроя Александра Ворошилова.

– Какой подвиг вы имеете в виду?

– Александра Ворошилова называют «магнитогорским Данко». О нем писала Кондратковская в поэме «Трубач с Магнит-горы»:

С песней недопетой первым принял бой,
Первая победа вечно за тобой.

«Первая победа» – это его первая поэма. Она была посвящена бригаде Майкова, которая строила первую плотину на Урале. Саша Ворошилов работал с этими людьми. Не зря же поэтов того времени называют поэтами-первостроителями: их никто не освобождал от работы, они трудились наравне со всеми. А писали в свободное время – по ночам. В связи с этим они не проживали, а буквально прожигали свою жизнь. Поэзия, видимо, давала им, полуголодным и полураздетым, дополнительную энергию и возможность работать без отдыха.

Плотина была самым важным объектом для пуска комбината, и ее необходимо было построить до становления льда на реке. Но однажды бригада Саши забузила: невозможно стало стоять в ледяной крошке в промокшей насквозь одежде, а обещанный запасной комплект одежды строителям не выдали. Чтобы подать товарищам пример, Саша разделся по пояс и начал кайлить лед. Бригада последовала его примеру. Но этот поступок обернулся бедой – Александр заболел скоротечной формой чахотки, и даже путевка в ялтинский санаторий, полученная благодаря Горькому, не помогла: Саша умер в Ялте. А его подвиг стал ярким примером того, как жили и поступали магнитогорские поэты начала 20 века.

– Что отличает новое поколение поэтов от тех, о которых мы только что говорили?

– Их невозможно сравнивать: у каждого поколения свои песни и имена. Я не могу сказать, что талантливых людей стало меньше, просто они говорят на совершенно другом языке, который я порой не понимаю. То, что для нас дорого и важно, для них часто не имеет цены, и они имеют право на это: им довелось жить в совершенно другое время. С поэтом Александром Павловым мы часто говорили на эту тему. Людям старшего, да и нашего поколения, пришлось немало испытать, но мы не думали о смерти: трудности лишь закаляют характер. А молодые поэты пишут порой такие трагические стихи, будто на их долю выпали испытания мирового масштаба. Нас окружали друзья, и мы могли надеяться на их помощь, а новое поколение поэтов разъединено, и в этом их трагедия. Однако молодежь у нас творческая, пишущая. Они издаются, публикуются в различных изданиях, и если кто-то желает сделать презентацию своей книги в нашем музее, я, конечно же, иду им навстречу. У нас проходят встречи молодых поэтов, их литературные вечера, но самой мне ближе поэзия, тяготеющая к классическому стилю, нежели к андеграунду. Мне кажется, еще немного и мы можем навсегда потерять связь с ушедшим веком, поэтому стремлюсь собрать по крупицам все то, что еще можно найти о поэтах того времени.

Лет пять назад мой ученик писал научную работу «Борис Ручьев в воспоминаниях современников». Он разговаривал с людьми, которые имели счастье общаться с нашим «певцом Магнитки». Я рада, что нам удалось собрать эти драгоценные документы – свидетельства ушедшей эпохи. К сожалению, за последние два-три года отправились в мир иной многие наши замечательные поэты: Александр Павлов, Юрий Ильясов, Николай Якшин.... Конечно, нельзя сравнивать судьбы наших поэтов с судьбами поэтов-первостроителей Магнитки, но и им выпала нелегкая судьба.

– Время бежит, все меняется, в чем заключается ваше новое видение музея?

– На мой взгляд, в музее должны быть представлены имена всех магнитогорских поэтов. Так у меня родилась идея создать экспозицию «Магнитогорск литературный», чтобы воздать поклон поэтам, стоявшим у истоков Магнитки. Мы даже успели сделать необходимый для этого ремонт, что невозможно было бы сейчас. Теперь вы, с одной стороны, можете познакомиться с Татьяничевой, Люгариным, Кондратковской и Лозневым, а с другой – с Вороновым и Мелешиным, Машковцевым и Костаревым, Дышаленковой и Турусовой, Тимофеевым и Поповым и др. Каждый из них внес свою лепту в летопись Магнитки, спел свою песню о родном городе, о родном крае. Не могу утверждать, чей голос звучит громче, ведь можно и тихо сказать, но так, что это будет весомо и значимо. И если бы была у нас возможность расширить экспозицию, там было бы представлено больше имен.

Экспозиция Бориса Ручьева тоже постоянно обновляется по мере поступления новых документов и материалов. А сейчас мы готовим выставку, посвященную Нине Кондратковской «Теплый ключ». Многие воспринимают ее как детского писателя, а на самом деле великолепна и ее философская лирика. Многие родственники писателей, к сожалению, не способны по достоинству оценить творчество ушедших поэтов и ничего не делают для их популяризации, а вот дети Нины Георгиевны и ее брат семейным долгом сделали издание ее книг. Таким образом, вышли в свет «Тайная грусть» и двухтомник стихотворений и легенд о природе, а сын Нины Георгиевны, журналист Юрий Балабанов и его жена издали ее книгу «Ах, если бы еще одну мне жизнь...». Накануне юбилея Кондратковской, 15 ноября, состоялась презентация ее детской книги. К сожалению, на издание юбилейной книги Ручьева денег не нашлось, хотя она уже готова к печати. В Год поэзии задумана серия «Поэты Магнитки». Дай Бог, чтобы этот проект нашел поддержку и был реализован.

– Пользуется ли спросом творчество поэтов прошлого у молодого поколения магнитогорцев?

– Я могу судить только на примере детей, которых обучаю сама. Мы с ними проводили несколько гостиных, посвященных Кондратковской. Дети читали ее стихи и делали к ним иллюстрации. Могу сказать, что они ее чувствуют. Ведь если стихи написаны сердцем, ребенок не может не откликнуться на них. Это особенность настоящей, подлинной поэзии.

Если же говорить о подростках, то они попали в такое время, когда низвергались все идеалы. Тем не менее, у нас с ними состоялся вечер памяти Александра Павлова, на котором выступали его ученики – Виктор Калугин и Лариса Уточкина. И я видела в глазах присутствующих подростков слезы. Александр Борисович был самопожертвенным человеком, способным помочь начинающим поэтам. Помнится, он как-то сказал, что поэзия – это живой организм, и если она не будоражит твою душу, то это не поэзия, а вымерший латинский язык, который используют только медики. Она обязана всколыхнуть наши дремлющие чувства, поднять их на поверхность.

Может быть, мы не так литературу преподаем? Изменится ли что-то в душе ребенка, если он будет знать наизусть не одно стихотворение – то, что затронуло его душу, а десять, к которым он остался совершенно равнодушным?

Однажды к нам в гости приезжали ребята из белорецкой студии «Зеленая лампа». Ее руководитель, поэт Алексей Новиков давно занимается со школьниками, учит их мечтать, писать научные работы, радоваться жизни, и когда мои ученики общались со сверстниками из Белорецка, я узнала, что мои дети тоже пишут стихи, но боятся в этом признаться. Оказывается, в их среде стыдно быть поэтом.

– Разговаривая с вами, я поняла, что Магнитогорск – очень поэтичный город, но ведь поэт – это не профессия…

– На самом деле сейчас можно быть профессиональным поэтом, только прожить за счет этого мастерства мало кому удается. Раньше писатели жили литературными гонорарами, а теперь издают книги на свои «кровные». Даже самодеятельные поэты имели возможность подработать: выступали и на предприятиях, и в школах, и в пионерских лагерях. Магнитогорцы знали поэтов в лицо, помнили их голоса. сейчас, к сожалению, дети думают, что поэты – это люди, которые жили где-то далеко и очень-очень давно... Словно оборвалась та ниточка, что связывала поэтов с их читателями. Мне думается, что без этой связи у литературы нет будущего. Очень важно ее восстановить.