Трудными подростками не рождаются. В этом уверена сегодняшняя «персона недели» на сайте Mgorsk.ru Ольга Шишлякова. На службу в полицию она пришла в 1999 году после преподавания в школе, где вела уроки русского языка и литературы. Выбор был неслучаен – муж бывшей учительницы был участковым уполномоченным. Ольге Николаевне было интересно наблюдать за его работой, и она решила, что будет заниматься трудными подростками.
Каковы сегодня основные причины, ведущие подростков к преступлениям? Какую роль в росте детских правонарушений играют родители? Почему поколение детей 90-х называют потерянным? Об этом и многом другом – в интервью Ольги Шишляковой корреспонденту сайта Mgorsk.ru.
– Ольга Николаевна, когда вы работали учителем, приходилось иметь дело с детскими правонарушениями?
– Конечно. Хорошо помню один восьмой класс, в котором у меня было два трудных подростка. У одного из них родители употребляли спиртное, а у второго, напротив, семья была внешне благополучной, но мама и папа абсолютно во всем защищали своего сына, не обращая никакого внимания на замечания педагогов. Сын, чувствуя поддержку со стороны родителей, мог нахамить взрослому, встать среди урока и уйти, хлопнув дверью. Первый подросток, будучи ведомым, брал пример со второго. А так как в школах тогда еще не было ни социальных педагогов, ни психологов, вся тяжесть работы с такими детьми падала на классных руководителей. И что любопытно – один из учащихся этого класса стал в дальнейшем прокурором, а другой – наркоманом.
– Почему вы решили работать именно с подростками, да еще и с трудными?
– Не обошлось без влияния «Педагогической поэмы» А. С. Макаренко. И, конечно, сыграли свою роль рассказы мужа, которому в силу его должности часто приходилось беседовать с несовершеннолетними, стоящими на учете в милиции. Я подумала, что тоже смогу помогать им.
Начальником инспекции по делам несовершеннолетних работала тогда майор милиции Татьяна Ряховская. Она отправила меня на стажировку, чтобы приглядеться ко мне, понять, на что я способна. А уже через месяц поставила меня на участок, которым руководила Людмила Билли. У нее я и научилась всему, что должна была знать и уметь. Первый год стал для меня настоящим испытанием: никогда раньше я не сталкивалась с таким количеством негатива.
– Что вас поразило больше всего?
– Как я ходила проверять детей, проживающих в одном из неблагополучных домов общежитского типа. Помню, в коридорах темень, а в комнатах запах такой, что дышать невозможно. Везде грязь, тараканы, стоит двухъярусная железная кровать, и среди тряпья – закутанный буквально в лоскуты, лежит и плачет маленький двух- или трехмесячный ребенок! Я не смогла оставить его там, в пьяной компании, позвонила в дежурную часть, оформила акт и отправила ребенка в больницу. Так, можно сказать, состоялось мое боевое крещение.
В первый год работы мы выявили факт жестокого обращения с детьми в одной из семей. Захожу, за столом сидят мама, папа и сожитель мамы. И тут же две девчоночки – трех и пяти лет. Прозрачные, как свечки: вместо нормальной еды они собирали объедки по мусорным бакам! Я увезла этих детишек в приют. А в отношении родителей тогда было возбуждено уголовное дело за неисполнение ими родительских обязанностей по воспитанию и в связи с жестоким обращением с детьми: у обеих девочек были обнаружены гематомы – родители били их, заставляя собирать бутылки на улице.
– В чем заключаются обязанности инспекторов по делам несовершеннолетних?
– Основные функции инспекции – это профилактика преступлений и правонарушений, совершенных несовершеннолетними. Вся наша деятельность направлена на то, чтобы они вовремя встали на путь исправления. Также мы выявляем детей, совершающих такие административные правонарушения, как мелкое хулиганство, употребление спиртных, токсических и наркотических веществ. Работаем с теми подростками, кто совершил общественно опасные деяния, но еще не достиг возраста привлечения к уголовной ответственности (он наступает в 14 лет), с условно осуждёнными подростками для того, чтобы они встали на путь исправления и не совершали рецидивных преступлений. Работаем во взаимодействии с центром временной изоляции для несовершеннолетних правонарушителей, который в настоящее время находится в Челябинске. По решению суда направляем туда подростков, совершивших общественно опасные деяния и правонарушения. Проводим профилактическую работу с родителями, отрицательно влияющими на своих отпрысков.
– За что могут поставить ребенка на учет в детскую комнату полиции?
– За все вышеперечисленные проступки. Например, в последнее время в школах участились кражи сотовых телефонов. Чтобы подростка поставили на учет, мы в течение определенного времени собираем доказательный материал о том, что это именно он совершил данное деяние.
– Каков сегодня возраст детской преступности в Магнитогорске? Растет ли она в количественном отношении?
– Основной возраст состоящих на учете в нашем отделении – 16-17 лет. Тринадцатилетних у нас мало – около 12 человек. Но если брать по лицам, то идет увеличение преступности среди несовершеннолетних.
– Что значит «по лицам»?
– Этот термин говорит о том, что один и тот же человек, например, четырнадцатилетний подросток, совершил несколько преступлений.
За счет таких детей количество совершенных преступлений среди несовершеннолетних в Магнитогорске действительно растет. А вот по количеству общественно опасных деяний отдельными детьми, напротив, снижается.
– Каковы сегодня основные причины, ведущие подростков к правонарушениям?
– Одна из основных причин – неполные семьи, в которых воспитанием мальчишек занимаются мамы. Отсутствие отцовского воспитания приводит к послаблениям там, где необходимо наказание. В результате подросток уже в 13-14 лет перестает слушать маму, находит себе в кумиры какого-нибудь юношу или мужчину, тянется к нему и копирует с него весь негатив. Да, бывает такое, что мальчишка встретит добропорядочного, честного человека, который и будет служить ему примером для подражания, но к нам попадают именно те, кому в этом плане не повезло, и авторитетом для них становятся люди с сомнительной репутацией.
Еще одной из причин является низкий материальный достаток в семье, из-за чего дети лишены возможности покупать себе что-то очень желанное, поэтому они иногда совершают кражу и тут же идут в компьютерный клуб или покупают себе что-нибудь.
Кроме того, воспитательный процесс в школах у нас сегодня на низком уровне. Контроль со стороны педколлектива, я считаю, должен быть гораздо сильнее, потому что у нас нет таких детей, которые бы не учились и не поддавались воспитанию. Даже если кто-то не приступает к занятиям, то мы с такими детьми тоже работаем. И если причину находим неудовлетворительной, то родителей привлекаем к административной ответственности за неисполнение своих обязанностей по отношению к ребенку. Затем эти родители вызываются на комиссию по делам несовершеннолетних.
– Кто входит в эту комиссию?
– Комиссия состоит из председателя, прокурора, инспекторов по делам несовершеннолетних, опеки и соцзащиты. Вместе мы решаем, что делать с нерадивыми родителями, даем им время для устранения ошибок, собираем на них характеристики по месту жительства и работы.
– Какую роль в росте детских правонарушений играет растущая в стране алкоголизация?
– Огромную. Проживая в неблагополучной семье, где мама и папа зависимы от алкоголя, ребенок с раннего детства впитывает в себя ее устои и обычаи. И в дальнейшем его нужно уже не воспитывать, а перевоспитывать, что порой бывает практически невозможно, так как он с рождения наблюдал поведение в обществе своих близких и принимал его за истину. Если папа нигде не работает, а чтобы купить спиртное, ворует, то, достигая подросткового возраста, ребенок начинает поступать так, как делал его папа. И первым его правонарушением, как правило, становится употребление спиртных напитков, за которое его и ставят к нам на учет.
– А детская беспризорность и безнадзорность играют в этом какую-то роль?
– Беспризорности – то есть детей, которые вообще никому не нужны, и их никто не ищет – у нас в городе нет. А безнадзорных довольно много. Основная причина ухода детей из семьи – отношение к ним родителей, которые часто просто не обращают на них внимание. Не интересуются их жизнью и делами в школе. Поэтому мы всегда отправляем таких родителей на консультацию к психологам в Центр социальной защиты, чтобы там объяснили им, какую роль в воспитании ребенка играет общение с домочадцами.
Конечно, ситуации бывают разные. Однажды маме позвонил ее 15-летний и сказал, что его увезли в багажнике машины и закрыли в каком-то подвале. Женщина сразу же обратилась в полицию. Все сотрудники были подняты по тревоге, искали мальчика всю ночь. А утром выяснилось, что он все придумал только потому, что мама его накануне сильно ругала за плохую учебу в колледже и даже не знала, что происходит в его жизни. А у него первая любовь, и ему очень хотелось покататься с девушкой на коньках.
– Является ли уход ребенка из дома правонарушением?
– Нет. Мы ставим его на учет, только если ушедший из дома подросток совершает преступление или административное правонарушение. Иногда дети уходят и из социально-реабилитационного центра. Это в основном подростки 16-17 лет, которые уже привыкли жить свободно, безнадзорно в своих неблагополучных семьях. На учет мы их не ставим, так как правонарушений с их стороны никаких не было, а ведем с ними профилактические беседы в присутствии родителей и законных представителей.
Однажды у нас был случай, когда подростка в 17 лет папа выгнал из дома, и он жил в подъездах и подвалах с бомжами. Наши инспекторы нашли мальчика, хотели вернуть его в семью, но родители отказались от него. Несовершеннолетний плакал, конечно, а оказалось, что влечение к воровству, из-за которого родители и выгнали его из дома, наблюдалось у него с детства, но в инспекцию никто из родителей не обратился и психоневролог его не обследовал. В результате клептомания развивалась, и родители нашли самый простой вариант – выгнать мальчишку из дома. Конечно, мы его забрали и определили в социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних.
– Как вы узнаете о таких семьях?
– Через людей. Мы работаем в тесной связи с городской системой учреждений профилактики правонарушений, беспризорности и безнадзорности. В эту систему входят соцзащита, опека, учреждения образования. Они передают в инспекцию всю негативную информацию о семьях, которую мы тут же начинаем проверять. В случае, если дети могут пострадать от своих родителей, мы вместе с органами опеки решаем вопрос об изъятии их из семьи и направляем либо в больницу, а потом в социально-реабилитационный центр, либо сразу в центр, если ребенок здоров.
– Бывают ли случаи, когда родители сами обращаются к вам за помощью?
– Да, бывают. И достаточно часто. Однажды к нам с заявлением пришел отец девочки, которая убегала из дома, бродяжничала, связывалась с девушками легкого поведения старше себя. Ситуация оказалась достаточно сложной, так как мама из семьи ушла и девочка решила, что никому не нужна. Мы все делаем для того, чтобы девочка не совершала правонарушений и ведем с ней профилактическую работу.
– В последнее время часто приходится слышать, что ребенка ставят на учет за обычную драку в школе. Причем не всех, кто дрался, а кого-нибудь одного. Как это происходит?
– По сообщению учебного заведения, заявлению родителей. Если у кого-то из детей есть травмы, мы сразу же направляем его в детский травмпункт, где ему ставят соответствующий диагноз. Устанавливаем участников данного факта, и если все виноваты, то и на учет ставятся все. Иногда сразу по двум статьям. Поставленный на учет в комнату полиции подросток наблюдается у нас в течение года. В это время мы встречаемся с его родителями, учителями, соседями, собираем характеристики на его семью.
– Имеет ли право инспектор допрашивать ребенка без присутствия родителей?
– Мы не допрашиваем, допрашивают следователи и дознаватели в присутствии родителей, адвоката и педагога. Мы же ведем доследственную проверку и имеем право опросить ребенка в присутствии педагога. Но в основном родители не отказываются быть рядом во время такого разговора.
– Недавно мы отмечали День защиты детей, а сегодня говорим о необходимости защищаться порой от них самих. В чем причина?
– Я вспоминаю поколение детей 90-х. Это дети, родители которых так были заняты зарабатыванием денег, что на воспитание подрастающего поколения у них практически не оставалось времени. А когда эти дети стали подростками и у них сложилось определенное мнение о жизни, было уже поздно. И сколько я ни беседовала с детьми, рожденными в начале 90-х, истоки их девиантного поведения видела в основном именно в таком поведении родителей. Поэтому я считаю это поколение в какой-то степени потерянным.
– А сейчас ситуация меняется?
– Да, и меняется к лучшему. Родители стали больше внимания уделять своим детям. Они сегодня обеспокоены, заинтересованы их судьбой. Я это вижу даже по нашим подросткам. Многих мы снимаем с учета с исправлением уже в течение полугода. При этом нигде в характеристиках ребенка даже не упоминается о том, что он когда-то побывал в детской комнате полиции. И если раньше у нас на учете стояло по 360 человек в год и из них до 30 судимых, то в этом году – всего 164 и 13 соответственно.