Алексей Тюплин с детства мечтал стать журналистом. В маленьком таежном городке Асино, где он родился, Алексей читал не только книги, но и все газеты, которые только туда доходили. После окончания университета Алексей приехал в Магнитогорск и в 1983 году был принят в штат газеты «Магнитогорский рабочий».
Почему сегодня мало читателей у печатных СМИ? Насколько реальную угрозу для газет представляют интернет-издания? В чем особенность нынешней цензуры? Об этом и многом другом в интервью Алексея Тюплина корреспонденту Mgorsk.ru. Примечательно, что этот разговор состоялся накануне Дня российской печати, который отмечается 13 января.
– Алексей Гаврилович, что привело вас в журналистику?
– Мечта. Я родился и вырос в настоящей русской тьмутаракани, где пахнет только хвоей, опилками и коровами. С детства очень много читал. Далеко не все периодические печатные издания доходили до нашего городка, но именно газетный вариант мне особенно нравился. Моя мама очень хотела, чтобы я стал хирургом. Я сказал ей да и поехал поступать в Уральский государственный университет: был уверен, что отечественная журналистика без меня не обойдется.
В Магнитогорск попал по распределению. До приезда в этот город я даже не знал, где он находится. А теперь вот уже 29 год подряд верой и правдой служу изданию, которое освещает жизнь Магнитогорска практически с момента его рождения: первый номер «Магнитогорского рабочего» вышел 1 января 1930 года.
– И вам никогда не хотелось уехать на малую родину, подальше от дыма и суеты?
– Да, в отличие от Магнитогорска воздух моего любимого города напоен настоящими таежными ароматами, но время в нем просто остановилось. Когда я приезжаю туда погостить, люди спрашивают меня: «А кто нынче президент?»
– И как в таком городе могла родиться мечта о журналистике?
– Хотелось посмотреть на мир. Кроме того, я любил читать Марка Твена, который тоже был журналистом. Он автор выражения, которое мне очень нравилось: «Редактор – человек, который отделяет плевела от зерен и эти плевела публикует». Я считал Марка Твена лучшим, но даже не писателем, а именно журналистом: все его публикации, рассказы и даже повести всегда были с «перчиком». Меня это очень привлекало, поэтому в подражание ему я с самого начала своей карьеры ориентировался на жанр фельетона.
– А из отечественных журналистов у вас кто-то был в кумирах?
– Мне нравились многие фельетонисты. Например, Евгений Шатуновский, работавший в «Известиях», Олег Жадан – корреспондент «Комсомольской правды» и Эдуард Графов из «Советской культуры», которые были моими заочными учителями. «Мастер и Маргарита», на мой взгляд, – это тоже фельетон, только огромный, написанный как жанр в жанре. Да, это роман – мистический, философский, но все равно фельетон, так как наполнен сатирой.
– Сколько печатных изданий выходило в Магнитогорске в момент вашего приезда сюда?
– Газет выходило много, но только две из них можно назвать полноценными изданиями. Это «Магнитогорский рабочий» и «Магнитогорский металл». Разумеется, «Магнитогорский металл» освещал в основном темы, которые касались непосредственно металлургического комбината, а городская газета была всеобъемлющим источником информации. Мы писали на темы не только города, но и всех предприятий, заводов, учреждений и даже близлежащих к Магнитогорску районов. Политические, культурные и прочие мероприятия, вся информационная (даже всесоюзного значения, которую нам присылали по телетайпу) «поляна» освещалась исключительно «Магнитогорским рабочим», который в то время был органом горкома КПСС. Только в дни Великой Отечественной войны "МР" печатался половинным форматом, так как многие специалисты в то время ушли на фронт. А в 80-ые годы прошлого столетия он выходил так же, как и сегодня – ежедневно, за исключением воскресенья и понедельника. Все остальные издания – а их было не менее десяти – были многотиражками разного калибра. В МГТУ выходила своя газета, в МаГУ – своя, на калибровочном, метизном заводах тоже выпускались свои печатные издания. Но все они имели внутреннее звучание, и о них мало кто знал вне этих предприятий.
- Существовали ли тогда запреты на освещение каких-либо тем, событий?
- Да. Хотя внешне в рабочем городе все выглядело благополучно. На самом же деле проблем существовало много, но им не давала проявиться очень жесткая цензура. Нельзя было говорить не только, к примеру, о проституции, но даже о том, что из трубы на комбинате выходит ядовито-желтый дым. Нельзя сказать, что мы совсем замалчивали правду, но срабатывал определенный допуск в материалах корреспондентов. К нам на редакционные летучки регулярно приходил человек, должность которого именовалась как «городской цензор». Он зачитывал нам список запрещенных тем, который мы интуитивно и так хорошо знали. Но я не ругаю прошлый век и не хвалю век настоящий, потому что цензура никуда не делась: она просто мимикрировала.
– Что лично вас как журналиста волновало больше всего? О чем вы хотели поведать читателю?
– Меня всегда волновали именно те темы, которые хорошо укладываются в жанр фельетона. Но редактор отправлял меня не туда, куда мне хотелось пойти. Например, я очень боялся комбината, не понимал, что там происходит и всегда мечтал поскорее оттуда убраться, поэтому не успевал даже вникнуть в проблемы этого монстра. И однажды редактор дал мне задание пойти в цех, где ученые и рабочие долго мучились над проблемой качества валков. Я принес оттуда материал, который озаглавил «Волки позорные». С тех пор на комбинат меня не отправляли, и я отвоевал себе пространство под фельетоны.
– Каких тем они касались?
– Чаще всего судебных процессов и так называемого народного контроля, который высмеивал самые разные человеческие пороки: жадность, воровство, непорядочность, глупость... Есть такое выражение: «Только ум может быть ограниченным, а глупость беспредельна!» Помню, какая-то организация на полном серьезе устроила проверку по поводу жалобы одного рабочего на другого, которая состояла в том, что обидчик оскорбил человека, с высоты лестничного пролета плюнув ему на голову. И представитель парткома этой организации устроил настоящий следственный эксперимент: заставил кого-то плюнуть сверху, чтобы с «учетом поправки на ветер» проверить, сможет ли плевок попасть в голову нижестоящему товарищу. Еще тогда очень развито было такое гнусное дело, как стукачество, и партком был завален письмами соответствующего содержания. И я писал фельетоны на тему «Сигнал в конверте».
– Сегодня это дело хотят возродить, причем в оплачиваемом виде. Не значит ли это, что количество глупости по-прежнему растет?
– Глупость всегда сопровождала цивилизацию. Другое дело, что качество ее с годами меняется. Оно растет, становится более глубоким, принимает форму законодательства! Самое интересное, что все наши избранники поодиночке производят впечатление вполне рассудительных, толковых, логичных людей, но когда они собираются вместе, трудно даже определить, что за метаморфозы с ними происходят! Не законопроекты, а настоящая похвала глупости! Например, спорят, убрать из государственного гимна слово «бог» или нет!
– Как выглядел бы фельетон на эту тему?
– Вся беда в том, что в данном случае место драме, а не фельетону, который нынче не в чести. Качество информационного обеспечение сегодня сильно изменилось, поэтому писать приходится так называемой синей строкой.
– Что это такое?
– Стоит, к примеру, столб, мы так и пишем – «стоит столб», летит самолет, мы так и пишем – «летит самолет»: только факты. А все оценочные вещи считаются предвзятостью, необъективностью. Но ведь корреспондент и читатель – это же не объекты! Это субъекты! И о чем бы они ни говорили или ни читали, их мнение будет сугубо субъективным! А если этого нельзя, то о какой свободе слова мы говорим? Это конвейерное, безоценочное производство фактов, в котором теряется смысл журналистики как таковой.
– А в чем на самом деле заключается смысл журналистики?
– Журналистика должна размышлять. Ошибаться журналист может, как и любой другой человек, но без этого субъективного права теряет смысл подпись под любой публикацией: автора в ней просто нет! Да, я согласен с тем, что в любой газете должен быть информационный блок, но необходима и аналитика, когда пишущий вникает в проблему и, не ссылаясь на какие-то авторитеты, делится с читателем своим пониманием поднятой им темы.
– И поэтому вы сегодня фотографируете вместо того, чтобы писать аналитические материалы?
– Да, именно поэтому. Я пишу, но это бывает не очень часто: сегодня редко выпадает возможность заниматься любимым делом.
– Вы сказали, что фельетон нынче не в чести. У кого?
– Читатель хотел бы видеть такие материалы. Это точно, потому что именно читатели спрашивают с меня то, что привыкли видеть за моей подписью. В аналитике не заинтересована прежде всего власть, так как иначе она рискует угодить под критику. Но ведь идеальной власти не бывает! Даже Римская империя, которая была самой жестокой и при этом казалась всем идеальной, рухнула. У нашей цензуры сегодня иные рычаги – финансовые, поэтому мы не можем написать даже о том, что какой-нибудь разгильдяй-работяга забыл закрыть канализационный люк, из-за чего в него упала старушка: нельзя! А ведь демократия как раз и предполагает размышления, философию, рассуждения, выводы…
– Как меняется с годами отношение читателя к печатным изданиям?
– Чем меньше мы печатаем аналитики, тем меньше нас читают. Нас не любят за то, что газета дала крен в сторону комплиментарных материалов, в которых мы пишем о, как говорят в народе, о «ленторезах» – чиновниках, разрезающих ленточки. Читателя интересует, прежде всего, проблематика.
– За что же тогда «МР» получил орден «Знак Почёта» в январе 1980 года?
– Конечно же, не только за лесть перед КПСС! Я думаю, за то, что его редакционная коллегия всегда была коллективом очень добросовестных людей-тружеников. В «Магнитогорском рабочем» действовала самая настоящая школа журналистики. Сегодня же в нашем городе наблюдается острый дефицит профессиональных журналистских кадров. Да, у нас в МаГУ есть факультет журналистики, но нет преподавателей-журналистов – людей, которые учили бы будущих журналистов практике.
– А кто такой, на ваш взгляд, настоящий журналист?
– Журналист – это охотник. Оперативный охотник за фактами: утром сходил на место событий, вечером уже сдал готовый материал. У него нет, как у литератора, возможности пофилософствовать, поразмышлять прежде, чем сесть за работу. Он должен быть настолько цепким и внимательным, чтобы почти на лету уловить главную мысль происходящего и правильно сделать вывод.
– Но ведь фельетон – это практически литературный жанр.
– Да, литературный. Но и он пишется весьма оперативно, если предназначен для публикации в газете.
– Почему сегодня в «МР» нет школы рабочих корреспондентов?
– Только по причине новой информационной политики. Сегодня у нас не публикуются не только заметки рабочих корреспондентов, но и серьезные материалы сторонних специалистов. Для нас же это было большой помощью, потому что люди приносили новости непосредственно с тех мест, где сами же и работали, и их видение отличалось от поверхностного взгляда журналиста. Хотя было и такое, когда новоиспеченный горе-корреспондент попросту переписывал заметку из какой-нибудь газеты.
– Как восприняли сотрудники «Магнитогорского рабочего» и ее читатели переход «Магнитогорского рабочего» на офсетную печать?
– В редакцию тогда поступало много негативных отзывов: люди не понимали, что происходит с нашим изданием. Мы и сами боялись офсета, потому что привыкли работать на классической высокой печати. Однако сегодня трудно представить себе газету, выпущенную в свет прежним способом. Она выглядела бы как фронтовой листок!
– Как с годами менялось отраженное на газетных полосах мировоззрение магнитогорцев?
– По-разному. Кто-то приветствовал перемены, а кто-то ругал их. Мы пытались отражать все эти мнения, в результате чего нас начали обвинять в том, что наша газета беззубая, что мы не имеем собственного мнения по поводу того, что происходит в стране. Но я считаю, что занять какую-то определенную позицию и ничего кроме нее не видеть, ущербно. А с другой стороны, отсутствие личного мнения журналиста я тоже не приветствую. Но золотой середины между этими двумя крайностями мы, на мой взгляд, до сих пор не нашли.
– Вы ощущали конкуренцию со стороны «Вечернего Магнитогорска», новых радиостанций и других СМИ?
– Со стороны радио и телевидения, безусловно, чувствовали: они идут на опережение, и в этом было и есть их преимущество перед газетами. А вот «Вечерний Магнитогорск» никогда не являлся для нас конкурентом. Да, его многие читали, но мы находились в разных весовых категориях. Другое дело - «Магнитогорский металл» или «Челябинский рабочий», качество информации которых также высоко. Однако спрос на такие периодические издания, как наше, падал. И не только у нас. Связано это было именно с изменившимся мировоззрением наших читателей. Современное общество сильно расслоилось, и интересы его тоже расслоились. В связи с этим мы потеряли очень многих подписчиков. Наша молодежь попросту не читает газеты, поэтому у нас перестали выходить специализированные выпуски, ориентированные именно на эту аудиторию. Но это не означает, что молодые люди перестали читать вовсе. Нет, они просто переключились на интернет, который и стал для нас сильнейшим конкурентом. Многие даже пророчат кончину печатной продукции. И я с ними во многом согласен.
– Как менялся статус газеты с годами? Как он влиял на ее содержание?
– До 1990 года газета «Магнитогорский рабочий» была органом горкома КПСС и горисполкома. С 1990 по 1992 годы издание стало органом городского Совета народных депутатов. С 1992-го «Магнитогорский рабочий» обрел статус общеполитической газеты, учредителем которой стал коллектив редакции. А в настоящее время нашими учредителями являются Союз журналистов Челябинской области, Челябинский областной комитет по управлению государственным имуществом, магнитогорское городское Собрание депутатов и администрация города. Естественно, в содержании газеты всегда просматривался почерк ее учредителей: у каждого из них свой подход к освещению новостей, и мы, конечно же, стараемся соответствовать их запросам. Хотя я считаю, что статус «Магнитогорского рабочего» как был, так и остается – это городская газета.
– Почему вы за столько лет работы в газете не стали ее редактором?
– Я люблю свободу. Журналист – это до определенной степени вольница, а редактор – человек, приговоренный к руководству.
– Каково, на ваш взгляд, влияние печатных изданий на мировоззрение людей?
– Здесь нет простого ответа. Я думаю, что в данном случае многое зависит от каждого конкретного случая. Но, так или иначе, люди, которые постоянно читают одно и то же издание, сильно от него зависят. Хотя в нашем городе я таких журналов или газет не знаю: все наши журналисты присутствуют на одних и тех же пресс-конференциях, пишут на одни и те же темы, и многие наши публикации похожи друг на друга, как братья-близнецы. Свое «лицо» сегодня может себе позволить только очень богатое и потому независимое издание. Очень авторитетными я считаю «Аргументы и факты» и «Независимую газету». «Комсомолка» изрядно пожелтела в последнее время, но и ее тоже любят читатели. Но вот на мировоззрение тех, кто давно ничего печатного в руках не держал, мысли журналистов точно никак не повлияют.
– Можно ли возродить духовность нашего общества с помощью СМИ?
– С помощью только печатных СМИ – нет, не возможно. Тут все должно действовать в комплексе. И на первый план необходимо выдвинуть базовые направления – искусство, культуру и образование. Тогда средства массовой информации будут этот процесс отражать. Никогда никакая заметка или даже фельетон не получит единогласной поддержки у читателя. Но они научат его думать, анализировать, делать выводы, а не бездумно потреблять рекламу, как это происходит сейчас.
– Бытует мнение, что журналистом может работать только молодой, энергичный человек. Вы с этим согласны?
- Конечно! Я именно таким себя и считаю! Мне часто кажется, что я только-только начал работать! Я так думаю: в журналистике, как и в науке, человек становится старым только тогда, когда перестает исследовать, думать. Таким образом журналист может растянуть свою молодость на столько лет, на сколько сам пожелает! То же можно сказать и о самой журналистике – она молода, только пока размышляет сама и учит этому своих читателей!