Степан Колесниченко, ветеран Великой Отечественной войны, преподаватель НВП в школе №26 Магнитогорска: «На фронте ходила шутка: когда ванюша и катюша поженятся, обстрел закончится»

Степану Федоровичу Колесниченко в этом году исполняется 85 лет. А когда началась война, ему было всего 14. Но и ему, и его брату, который был всего на два года старше Степана Федоровича, довелось участвовать в сражениях Великой Отечественной, ведь в армию тогда брали с 17 лет. Сегодня ветеран передает свой уникальный опыт мальчишкам, которым также по 14 лет.

Какими были молодые солдаты сороковых? О чем они мечтали, что им пришлось пережить? Что отличает их от современных мальчишек? Как воспитать патриотизм в будущих защитниках нашей Родины? Об этом Степан Федорович рассказал в интервью корреспонденту Mgorsk.ru.

– Степан Федорович, вы коренной магнитогорец?

– Нет. Родился я в Оренбургской области в поселке Советском. Отец мой работал бухгалтером машинотракторной станции. Как специалиста, его отправляли то в один поселок, то в другой, поэтому мы постоянно переезжали с места на место. В подготовительный класс школы я пошел в железнодорожном поселке Новороссийск Актюбинской области. Моя мать тогда была домохозяйкой, но когда в 1933 году нас застал голод, ей пришлось пойти работать истопником. Есть было нечего, и мы ходили в поле собирать колоски, которые часто оказывались заплесневевшими. За нами ухаживал мой дед по отцу Никифор Харитонович. Из собранного нами зерна он варил мамалыгу. Она получалась похожей на тесто. Дед собирал ее в своеобразный пирог и резал на кусочки, которые составляли наш ужин.

К началу войны нас, детей, в семье было уже пятеро. В 1940 году мы переехали в поселок Яйсан Актюбинской области, где я пошел в шестой класс. Здесь жизнь начала налаживаться. Родители купили корову, завели поросенка и кур. На приусадебном участке мама выращивала капусту, огурцы, помидоры, картошку. И мы постоянно ей помогали.

– О чем вы тогда мечтали?

– Стать шофером. В поселке Яйсан была своя школа механизации по подготовке трактористов, шоферов, электриков, слесарей, токарей. И моя мечта почти сбылась. В 1943 году я окончил курсы шоферов. Вместе со мной их окончили два моих друга – Витька Проскурин и Федька Абремский.

– Как вы узнали о нападении Германии на Россию?

– В то лето мы со старшим братом, чтобы сэкономить деньги, решили самостоятельно накосить сена для нашей коровы. А каким оно должно быть, еще не очень-то понимали: накосили всякого бурьяна и перевезли его на тележке к дому. Брат куда-то отлучился, а я лег на свежескошенную траву. Жара, солнце, запах полыни… И тут мимо идет уборщица с МТС. Остановилась возле меня и говорит: «Степа, ты слышал, что война началась?» Я даже не понял – какая война? А в это время немцы уже Киев бомбили!

– Как вы восприняли это известие?

– До войны мы слушали высказывания и Буденного, и Ворошилова и верили, что никакой противник нам не страшен. Но когда через неделю только из нашего поселка забрали 170 мужчин, нам стало страшно. Мы поняли, что однажды придет и наш черед. Моему отцу тогда повезло: он был очень ценным работником, и его забрали на фронт только в 1942 году.

Всех ребят 1926 года рождения призвали 4 ноября 1943 года. А нас троих, окончивших курсы шоферов, оставили, так как во время постановки на воинский учет нас определили в танковую школу Борисоглебска. И до 1 января 1944 года мы оставались дома. А 31 декабря 1943 года мы получили повестки, согласно которым должны были немедленно явиться в облвоенкомат, который находился в 100 км от нашего поселка. Но мы так хотели отпраздновать Новый год и попрощаться с родными! И 1 января мы никуда не поехали. В облвоенкомат мы явились только 2 января. От суда нас спасло только то, что мы еще не принимали военную присягу.

– Но ведь вам и было-то всего по 17 лет!

– В то время в армию призывали именно в 17 лет. А мне, самому младшему из нас троих, 17 исполнилось 25 декабря 1943 года! Когда мы прибыли, команду, набранную для отправки в Борисоглебск, уже отправили. И нас, как провинившихся, определили в пехоту.

– Сразу на фронт?

– Нет, сначала в учебную часть под Уфу – на станцию Алкино. Нас распределили по разным полкам. Я попал в 42 полк, Федька в 41, Витька в 43. И началась наша нелегкая предвоенная жизнь. Жили мы в длинных землянках, в которых стояли трехъярусные нары. Ни подушек, ни матрасов – только маты, сплетенные из камыша, и такие же подголовники.

– Чем вы занимались в учебной части?

– Боевой, огневой, тактической подготовкой и изучением Устава.

– Что входило в тактическую подготовку?

– Нас обучали, как правильно наступать в бою, как отрыть для себя окопчик – лежа или с колена. На огневой подготовке мы учились стрелять. Зима, холод, а мы в ботиночках и в шапках-буденновках. Постоянно хотелось и есть, и спать. А однажды я получил свой первый наряд вне очереди. Мы занимались строевой подготовкой. И вдруг командир взвода отпустил всех на пять минут отдохнуть. Мы бегом к костру, чтобы погреться. Я разомлел и прослушал команду «Взвод, строиться!». За опоздание я должен был при помощи деревянных шаек натаскать с реки воды для умывальника. После отбоя я взял эти шайки и – к реке. Возвращаюсь с водой – дежурного нет. И тогда я бросил все и скорее на нары. Приткнулся к товарищам, где пришлось, и только задремал, как входит дежурный и кричит на всю казарму: «Колесниченко!» Пришлось вставать и снова идти на реку. В ту ночь мне поспать так и не удалось.

– Обычно в тяжелые времена людей спасает юмор. Вам было над чем посмеяться?

– А как же! Однажды мы шли с учений строем. И вдруг я увидел в снегу, как мне показалось, две мерзлые картошинки. Я метнулся к ним. Командир кричит: «Куда?» А я уже сунул их в карман. А в казармах у нас стояли большие железные печи, обложенные кирпичом. Мы часто пекли в них картошку, которую удавалось найти где-нибудь в поле. А старшина периодически проходил и кочергой все в печах переворачивал, чтобы мы не ели что попало. В тот раз мне повезло: старшина не сделал своего обычного обхода. И когда подошел срок картошке испечься, мы с товарищем открыли печку, ищем их, а они расплылись по углям. Оказалось, что это были два конских кочешка.

– Вам пригодилась та учеба на фронте?

- Конечно! Я получил специальность наводчика противотанковых ружей и знал, как выполнять перебежки, чтобы не попасть под обстрел противника, как ползти, как спрятаться. Когда нас уже перебрасывали на фронт, мы смогли выспаться на соломенных матрасах и подушках. Нас одели в чистое обмундирование, выдали котелки, консервы и посадили в товарняк со встроенными деревянными нарами. На станциях мы выбегали, разводили костры и варили каши из наших пайков.

– На какой фронт попали?

– На Второй Прибалтийский в 22-ю армию 292-й полк. В Москве нас всех помыли, в первый раз за четыре месяца хорошо покормили и повезли дальше. Шел 44 год. В это время наши уже гнали немцев. Мы проехали Ржев, Верхние Луки… От Верхних Лук остались одни только трубы. Все остальное было полностью разрушено. Вместо станции – две палатки. Все чаще стали нам попадаться трупы людей. Мы были подстрижены наголо, а нам казалось, что волосы у нас на головах встают дыбом. Вскоре мы прибыли на станцию Локни, где проходило распределение по полкам, и тут впервые попали под бомбежку. Прямо над нами медленно летела немецкая «рама», сбрасывая гранаты. Наши зенитчики, сколько ни старались, так и не смогли ее сбить. В результате того налета мы из 75 человек уже потеряли двоих. Естественно, нам стало еще страшнее.

– А до фронта было еще далеко?

– Да, до полка нашего назначения нам нужно было еще два дня идти пешком. Но передвигаться мы могли только ночью, чтобы не дать возможность противнику расстреливать нас днем.

Уже в последний переход один из солдат так обессилел, что уже не мог идти дальше. Мы сняли с него скатку, боеприпасы, малую пехотную лопатку, противогаз, карабин и повели его под руки. Уже на рассвете расположились на берегу реки. И вдруг выстрел. А когда стали собираться в путь, оказалось, что тот солдат, которого мы вели под руки, застрелился.

По прибытию нас всех распределили по полкам. Мне в напарники дали Асхата – парнишку из Башкирии. Нас распределили по 5-10 человек в блиндажи, в которых мы прожили дней 10, пока не было наступления. В это время мы собирали тальник и плели из него заграждения, которые ставили в промежутках между сопками, чтобы противник не мог просматривать наши перемещения.

Но наступил день, когда нам необходимо стало сблизиться с фронтом.

– И вы сразу вступили в бой?

– Нет. Сначала мы ждали команду «выдвинуться на передний край». Потом мы слышали, как в атаку пошла штрафная рота. Их атака захлебнулась. Мы видели, как возвращаются с поля боя раненые. А в это время мы должны были идти туда, откуда они возвращались.

– Страшно было?

– Даже трудно сказать. Некогда было ни поделиться своими чувствами, ни даже осознать их. После одной из пробежек из траншеи в траншею мы с Асхатом залегли и только хотели бежать дальше, как рядом с нами разорвалась мина. Моего напарника ранило. Я забрал у него наше противотанковое ружье и вперед. Все делал так, как учили, чтобы не попасть на мушку противнику. А вскоре начался артобстрел. Я спрятался, вижу только сквозь веки вспышки и слышу звуки «чпок», «чпок», «чпок»… Когда смог открыть глаза, увидел рядом с собой убитых. Тут мне, конечно, стало совсем страшно. Ведь мне было-то 17 лет!

Дали мне нового напарника, и мы начали углублять для себя траншею. Копнем, а там труп. Мы его тащим до воронки, закапываем и снова за работу. И снова труп. И мы снова его хороним.

– А немцев-то вы видели?

– Однажды я пришел с ночного поста в блиндаж уставший, лег спать. Окошечко в блиндаже маленькое, свет тусклый. И когда я проснулся, гляжу, а рядом со мной немец лежит! Я потихонечку из блиндажа выскакиваю, а тут командир навстречу: «Ты куда?» «Да, – говорю, – там немец лежит!» «Да это немецкий коммунист! Перешел на нашу сторону!» Так что немца я видел. А вскоре наш расчет перевели на другой участок. Там я впервые услышал, как стреляют немецкие ванюши.

– Что это такое? Разве были такие?

– Были! Это шестиствольные немецкие минометы наподобие наших катюш. Как они назывались на самом деле, я не знаю, а мы называли их ванюшами. У нас даже шутка такая ходила: как только ванюша с катюшей поженятся, так немцы перестанут нас обстреливать.

Вскоре после прибытия на новый участок мы начали готовиться к наступлению. А между нашими и немецкими оборонительными позициями росла лесозащитная полоса. Дойти до нее сложно не было, а вот дальше все было заминировано. И я предложил своему товарищу съесть все, что нам выдали в качестве дневного пайка: все равно нас убьют. И он согласился. Потом мы бросили наши противогазы и скатки, оставив только малые пехотные лопатки. Добежали до лесозащитной полосы, и тут командир кричит: «Окопаться!» – такой сильный начался обстрел со стороны противника. Мы начали копать, а там вода. Холодно. Стали тянуть спички, кому бежать назад за шинелями. Короткая досталась моему напарнику. Но вернулся он ни с чем. И пришлось нам снимать скатки с убитых товарищей. Так и просидели до утра. А утром – снова в наступление.

– Вы же говорили, что там все было заминировано.

– Ночью, пока мы отдыхали, саперы сделали свободные от мин коридоры. Идти можно было только там, где стоят установленные ими флажки. И мы пошли вперед ускоренным шагом. Впереди меня так же быстро шел какой-то старичок. И только я хотел его обогнать, как рядом с ним разорвалась мина. В этот момент я почувствовал легкий удар в сердце. Но я не придал этому значения, пока не почувствовал, как бежит кровь.

– До медсанчасти было далеко?

– Нет, она все время шла вслед за нами. Но операцию мне делать не стали, так как осколок оказался слишком близко к сердцу. Так он и сидит у меня под сердцем!

Через месяц меня снова отправили на фронт. Но я до него не дошел: меня зачислили на курсы младших лейтенантов. Звание мне присвоили 5 января 1945 года. Уже на следующий день я должен был попасть на Прибалтийский фронт, где тогда находился «Курляндский» котел. Но командир приказал мне и старшине сдать все вещи, которыми пользовались курсанты, прежде чем мы отправимся к месту назначения. А в резерве, куда мы прибыли, командиру понадобился шофер, и только у меня оказались с собой права.

– Где вы встретили Победу?

– В Румынии. 22 армию перебросили на Южный фронт. Оттуда меня направили в качестве командира взвода в Николаев. Домой я впервые приехал в сентябре 1945 года – в отпуск. С фронта уже вернулись отец и старший брат. Оба раненые.

– Много ваших односельчан погибло?

– Много. Из нашего поселка нас, 26 года рождения, призвали 36 человек, а в живых осталось только 7. Погиб и Федька Абремский. А нашей семье повезло: нас трое было на фронте – отец, старший брат и я, и мы все трое вернулись.

– Каким было ваше возвращение домой? Все ли соответствовало вашим ожиданиям?

– Я мечтал, что меня уволят из армии, я окончу 10 классов, потом какой-нибудь техникум и буду работать. Но меня никак не увольняли. В 1949 году я прошел курсы усовершенствования в Одессе и меня отправили в Польшу. По пути к месту назначения, в Москве, я встретил свою будущую жену. И уже в 1953 году в звании капитана, в должности командира пехотной роты я женился. В Польше у нас родились сын и дочь. А в 1960 году, когда начались сокращения, я ушел в топогеодезические войска командиром роты и через пять лет уехал служить на Сахалин.

– В каком звании вы вышли на пенсию?

– В звании подполковника. В 1976 году я уволился в запас. Семь месяцев посвятил тому, чтобы побывать у всех друзей и родственников, после чего решил, что мне необходимо чем-то заняться. Так я пришел в школу и стал преподавателем начальной военной подготовки. В этом году у меня будет уже 35-й выпуск!

– Почему в качестве нового места жительства вы выбрали именно Магнитогорск?

– При увольнении в запас я должен был переехать в Стерлитамак, так как там за мной, как за военным, была закреплена квартира. Но я решил, что хочу жить на Урале, но в более крупном городе. И выбрал ближайший к Стерлитамаку город – Магнитогорск. Написал рапорт о переводе, и мне выделили квартиру в Магнитогорске.

– Как обстоят дела у современной молодежи с учебой военному делу?

– Плохо. Не хотят наши молодые люди ничему учиться. Да и как учиться-то, если кабинеты НВП и учебные автоматы у нас отобрали? Оставили только плакаты. А как с их помощью научишься собирать и разбирать боевое оружие? Но я все равно своих учеников очень люблю. Вместе с ним участвую во всех соревнованиях. Не пропустили мы и месячник оборонно-массовой работы. Конечно, уговаривать пришлось. Но ведь согласились, и это уже хорошо. А на соревнованиях надо было на скорость разбирать и собирать автоматы! Как они это могут сделать, если учиться не на чем!? Чтобы поднять патриотизм молодежи, ей нужно больше уделять внимания.

– Что помогает вам в ваши годы оставаться молодым?

– Я каждый день занимаюсь спортом и уже десятый год хожу на лыжах 250-300 километров за сезон. В этом году мой последний выход состоялся в апреле, когда под лыжами уже выступала вода.