Виктор Котов, руководитель строительных проектов Магнитогорского Гипромеза: «Мы должны провести реконструкцию стана 2500 без его остановки. Это очень сложно, но мы это сделаем»

Виктор Котов сегодня занимает должность главного строителя одной из крупнейших проектных организаций Магнитогорска – Гипромеза, с которым связана практически вся его трудовая биография. Окончив cтроительный техникум, Котов отправился на предпроизводственную практику в Забайкалье. Там и застала его повестка в армию. Через два года Виктор Павлович вернулся в Магнитогорск, устроился техником-строителем в Гипромез, который находился в то время (а шел 1971-й год) на левом берегу, и поступил на вечерний факультете МГТУ. Каждый рабочий день Виктора Павловича начинался и заканчивался кульманом. В 1974 году Гипромез переехал на правый берег, и Виктор Павлович – вместе с ним. Но уже в качестве инженера-конструктора. Руководитель группы, старший конструктор одного из строительных отделов, начальник этого отдела, а с 2001 года Виктор Котов – главный строитель самой известной в Магнитогорске проектной организации «Гипромез».

Почему Гипромез называют институтом, если в нем никто никого не учит? Каково участие строительного отдела этого института в том, что уже построено или еще строится в Магитке? Когда бывает «жарко» главному строителю? Чем гордится и о чем он тайно мечтает?

– Виктор Павлович, почему ваша должность называется главный строитель, если Гипромез – проектная организация?

– Да, наша организация проектная. Но что такое проектирование? Это создание проектов различных частей сооружений, которые строятся по специальным технологиям как для производственных, так и для жилых зданий. Поэтому Гипромез считается проектно-технологическим институтом. Основной штат института состоит из прокатчиков, сталеплавильщиков, доменщиков. Соответственно, у нас есть большой прокатный отдел, создающий технологии прокатных производств, сталеплавильный, доменный, машиностроительный отделы.

Сетевой отдел проектирует подводку к зданиям и сооружениям канализации, воды, электроэнергии. Есть у нас и сметный отдел, который просчитывает экономическую, сметную частью всех проектов и много других сопутствующих, вспомогательных отделов. Я заведую строительной частью любого проекта, то есть строительными отделами. В нашем институте, а именно в его части, относящейся к строительству, главный координатор всех строительных отделов – это главный строитель.

– Кто работает в ваших отделах?

– Это архитекторы, которые занимаются проектированием внешнего облика зданий. У них есть своя архитектурная мастерская, оснащенная прекрасными компьютерными программами. Например, фасад 11-го цеха, расположение его окон и фонарей прорабатывала архитектурная мастерская.

Проектированием железобетонных конструкций – фундаментов, колонн, стен, зданий занимается строительный отдел №1. А строительный отдел №2 занят в основном проектированием конструкций из металла. К строительному отделу относится и такое подразделение, как «Авторский надзор». Его работники следят за тем, чтобы строительство зданий и сооружений велось в соответствии с нашими проектами.

– Какой этап вашего очень длинного рабочего пути в Гипромезе вам запомнился больше всего?

– Думаю, самым интересным в моей карьере был период, когда я сразу после конструктора стал руководителем групп. Если в должности конструктора я работал, отвечая только сам за себя, то теперь мне пришлось руководить довольно большим коллективом.

Это накладывало на меня большую ответственность. Конечно, должность главного конструктора сама по себе была еще интереснее для меня, поскольку мне всегда нравилось проектировать что-нибудь новое. Но если конструктор работает индивидуально, то в качестве руководителя групп я впервые столкнулся с необходимостью вести работы отдела, принимать ответственные решения.

– Что такое «строительные группы»? Как распределяются между ними обязанности?

– Наш отдел постоянно ведет несколько объектов, на каждом из которых работает своя группа. Одна из них работает над проектами, например, для стана 2500, другая – для Щелковского завода, третья в это время может заниматься проектированием какого-то гражданского объекта, например, ремонтом моста. У каждой группы есть своя профессиональная направленность. Зависит она только от тех навыков, которыми лучше всего владеют ее проектировщики.

– Какие объекты комбината проектировали лично вы?

– Цех покрытий, конвертер, «польский» стан 2000 горячей прокатки. Польские проектировщики делали для нас проект, ход которого нам необходимо было контролировать, поскольку у нас в России свои нормы и ГОСТы. В мою ответственность входила строительная часть проекта. Все время, пока мы работали над ним, мне приходилось ездить в Польшу и даже жить там месяцами.

При мне в Польше произошла смена власти: мы приехали в социалистическую Польшу, а уезжали с готовым проектом уже из капиталистической страны. Лех Валенса при нас вместе со своими повстанцами совершил переворот и стал президентом. Сразу после этого в Польше началась гиперинфляция: утром перед работой зайдешь в магазин, булочка стоит 5 злотых, вечером возвращаешься домой, она уже стоит 30 злотых. Потом это же явление я наблюдал и у нас.

– Какой из объектов, спроектированных вами, вам лично понравился больше всего?

– Стан 5000. С моей точки зрения – с точки зрения строителя – он получился очень удачным. Это красивый, огромный цех, а рабочих в нем мало. Интересно наблюдать за работой самого стана. Сколько раз я там бывал – он постоянно загружен. Металл, получаемый на этом стане, идет в машино- и кораблестроение, на изготовление труб. Я горд тем, что участвовал в его проектировании.

– Почему Гипромез называют институтом, если в нем никто никого не учит?

– Он назывался так с момента его организации в 1940-м году и расшифровывается как государственный институт по проектированию металлургических заводов. Институт – это ведь не обязательно учебное заведение, но и некоторые научно-исследовательские учреждения и проектные организации, к которым относится наш Гипромез.

– Несмотря на то, что изначально перед институтом ставилась задача по проектированию именно металлургических заводов, в городе им создано много в том числе и гражданских объектов. Это так?

– Да, необходимость создания Гипромеза связана именно со строительством и развитием металлургического комбината: специалисты из Москвы, Питера и Екатеринбурга не могли находиться в Магнитогорске постоянно, и нашему городу потребовались свои, живущие здесь, специалисты. Тем не менее Гипромез всегда участвует и в гражданском строительстве. Часто город приглашает нас на свои объекты.

Например, в прошлом году мы участвовали в проектировании муниципальных дорог. У нас есть отдел Генплана и транспорта, который проектирует железнодорожные пути. Кроме того, АСО – архитектурно-строительный отдел – занимается в основном именно гражданскими объектами: домами отдыха, поликлиниками, храмами, другими нежилыми и жилыми зданиями.

Мы постоянно выезжаем на стройки, на которых реализуем свои проекты. Иногда сами, чтобы проследить ход выполнения проекта, внести необходимые корректировки. Иногда нас вызывают: в ходе строительных работ часто что-то падает, трескается, идет не по плану.

– Если во время эксплуатации здания или сооружения что-то идет не так, вы проводите экспертизу?

– Обязательно. У нас есть специальный отдел, который так и называется «Отдел экспертиз». Если поступает соответствующий звонок, то на место выезжают его специалисты, которые определяют и степень деформации, и степень опасности этой деформации. По результатам обследования мы выносим определенное решение, и, если требуется, делаем проект на усиление поврежденной конструкции, а при необходимости – на ее реконструкцию.

– Как часто вам приходится проводить обследования и экспертизу зданий?

– Постоянно. Обследования – это основа любого проектирования. Иногда все экспертизой и заканчивается, если заказчик считает, что усиление сооружения не требуется.

– Какие из городских зданий и сооружений спроектированы вашим отделом?

– По нашим проектам построены все объекты больницы на Набережной, Ледовый дворец, здания в Абзаково, ресторанчик на ГЛЦ, храм в Межозерном, большое количество жилых зданий. Сегодня идет реконструкция левобережной больницы №1.

– А специалисты из Москвы или других городов к нам уже не приезжают?

– Приезжают, но уже в качестве субподрядных организаций. Чаще всего это бывает в тех случаях, когда мы не можем полностью отвечать за проектируемый объект из-за отсутствия в нашем институте соответствующих специалистов.

– У нас строятся такие объекты?

– Конечно. Например, плотины, для которых требуются специальные гидропроекты.

– Но ведь плотины – это когда было-то!

– Не скажите: плотину на Сухой речке мы ремонтировали совсем недавно. Пять лет назад она начала подтекать. Приступив к работе над водой, мы пригласили специалистов из Московского гидростроительного института, владеющих гидротехнологиями. В их задачу входил ремонт подводной части плотины.

Иногда нам приходится привлекать к своим проектам электротехнические институты, например Тяжпромэлектропроект: несмотря на наличие в нашем институте мощного электротехнического отдела, мы не все объекты можем осилить сами.

– А магнитогорские мосты вы проектировали сами?

– Мост – это очень серьезная и специфическая конструкция. Мы, конечно, проектируем мосты для развязок вокруг города, для комбината, но от участия в тендерах на проектирование крупных мостов мы отказываемся, поскольку для таких сложных сооружений нужны специалисты особого класса, которые способны учесть все, вплоть до температурных колебаний воздуха.

– Ваш отдел выезжает на проектирование по приглашениям других городов?

– Да, конечно. В Сибае, например, мы делали поршневую станцию, от которой сегодня этот город получает тепло. Для горнолыжного курорта на Банном мы проектировали подъемники, напыление искусственного снега, водоподведение и водоотведение. Весь комплекс в Абзаково – тоже наша работа. Часто мы выезжали в Нижний Тагил, в Череповец. Одним из самых крупных проектов был Щелковский завод в Подмосковье.

– А за границей, помимо польского проекта, вы что-нибудь проектировали?

– В прежние годы мы часто выезжали за рубеж: проектировали заводы в Белоруссии, Узбекистане и даже в Нигерии. Я бывал в Италии, Германии, Австрии – в странах, где наш комбинат закупал для себя оборудование, а мы готовили под него здания и фундаменты в соответствии с их документацией, следили за подведением к ним всех необходимых ресурсов.

– Вы контролируете не только сам процесс проектирования оборудования, но и его установку на комбинате?

– Мы отслеживаем весь процесс – от начала проекта до установки готового оборудования. Пока не запустят цех, мы курируем ход его строительства. И даже когда цех уже работает, мы продолжаем следить за тем, как ведут себя наши конструкции.

– Вы можете пояснить это на примере тех станов или цехов, проектированием которых занимались?

– Возьмем стан 5000, о котором я вам уже рассказывал. Он уже запущен в эксплуатацию, но проблемы до сих пор возникают: то панели где-то сдвинулись, то где-то вода начинает протекать, то еще какие-нибудь ситуации случаются. И это вполне естественно, поскольку работающий стан выявляет даже незначительные погрешности как в проектировании, так и в монтаже. Поэтому мы постоянно курируем работу стана, следим за ходом его работы.

– Какие задачи стоят перед вашим отделом сегодня?

– Сегодня Гипромез работает над двумя очень крупными объектами. Это стан 2000 холодной прокатки. Запуск его проходит этапами. Основная часть будет введена в действие уже в этом году ко Дню металлургов, а весь цех предполагается закончить в 2012 году.

Второй объект – реконструкция стана 2500 горячей прокатки, который расположен напротив бывшего кинотеатра «Магнит». Это большой цех, и нам предстоит очень сложная работа.

– В чем заключается основная сложность?

– В том, что стан не должен останавливаться, он должен работать! А в это время мы должны подвезти под него новый фундамент, на который будет поставлено новое оборудование.

– Как такое возможно сделать?

– Возможно! Ранее мне приходилось в этом же цехе менять реверсивную клеть. Над нами на подвесных конструкциях шел горячий металл, а снизу, в специальных бушлатах, работали люди, вырубая изношенный фундамент. Сверху на них лилась вода, летели огненные брызги… Процесс прокатки останавливали только на короткое время в момент, когда новое оборудование было уже подготовлено. Тогда старое оборудование сбрасывалось, новое одевалось, и цех продолжал работать.

– Но это хотя бы только одна клеть. Возможно ли проделать подобное с целым станом?

– Возможно. Но для этого нужно предварительно все тщательно выверить на стадии подготовки проекта. Поэтому мы практически каждый день собираемся в кабинете главного инженера – считаем, ругаемся, шумим, постепенно приходим к общему мнению и едем в цех, где проводим совещание с руководителями проекта со стороны комбината. Потом, уже с учетом мнения цеховиков, снова собираемся, считаем, шумим, приходим к общему мнению… А когда начнется стройка, появятся другие сложности. Наверняка нам, как обычно это бывает, придется что-то корректировать, добавлять, менять…

– Какую проблему вы решаете сейчас?

– Сроки. Стан невозможно остановить на слишком долгий промежуток времени. А в тот, который нам отпущен, мы пока не укладываемся: монтирование оборудования очень долгая история. В связи с этим мы должны просчитать возможности всех подвесных конструкций, которые позволят работать стану во время ведения строительных работ. Это неимоверно сложно, но мы это сделаем.

– Мне кажется, что в 70-80-е годы прошлого века мы не придавали такого значения внешнему облику зданий, как сейчас…

– Нет, что вы! Наш архитектурный отдел постоянно работал и работает даже над такими, казалось бы, незначительными деталями, как вывеска над входом в магазин. Потом результат обязательно согласовывается с главным архитектором города, а сегодня и с хозяином здания. Просто если раньше средств на дизайн не хватало, то теперь на внешний облик здания очень сильно влияет его собственник. Однажды мы проектировали небольшое сооружение, собственник которого видел его в форме летающей тарелки. Наши архитекторы долго работали над этим проектом, но здание было построено именно таким, каким хотел видеть его наш заказчик. Сегодня его можно увидеть на шоссе, ведущем в сторону цементного завода.

– Может ли проектировщик гражданских сооружений проектировать промышленные здания?

– Может, но я считаю, что лучше этого не делать, поскольку отличия в специфике проектирования сооружений разной направленности хоть и небольшие, но все же есть. Основное требование к промышленному зданию – его выносливость, к гражданскому – красота и даже ажурность. Тому, кто специализируется на промышленном проектировании, трудно создать легкое на вид здание, а тот, кто привык большое внимание уделять красоте, может что-то не учесть в прочности конструкции. Поэтому каждый должен делать то, что делает лучше других.

– Вам приходилось изобретать какие-нибудь материалы для улучшения прочности конструкций?

– В молодости я увлекался изобретательством. Придумывал не то чтобы новые материалы, но новые способы строительства, новые конструкции. У меня есть, например, патент на изготовление новых видов свай. Обычно сваи делают прямыми, а мы наварили на них по винтовой линии кусочки пластин. Но не завинчиваем в землю, поскольку для такой операции требуется очень сложное оборудование, а забиваем обычным копром. В результате свая с винтовой конструкцией заходит в землю раза в 4 быстрее, чем обычная. А однажды я запатентовал «Пишущий станок Котова»: сделал надевающийся на палец специальный резервуарчик для чернил и отправил свое изобретение на экспертизу. Оказалось, что подобные изобретения уже есть. Самым близким к моему оказался французский. Но мой все же отличался от него, и мне выдали патент.

– Сейчас вам в ходе реконструкции комбината наверняка тоже приходится постоянно что-нибудь изобретать.

– Да, приходится. Мы постоянно что-нибудь изобретаем в процессе работы: без этого иногда просто невозможно обойтись. Но я остыл к патентованию своих изобретений, поскольку это занятие отнимает очень много времени и энергии, к чему я отношусь очень бережно.

– У Гипромеза есть конкуренты? Кто они?

– В Магнитогорске сегодня много проектных организаций. Самая крупная из них – магнитогорский Гражданпроект, который мы в шутку называем своей «дочкой». Само название этой организации говорит о том, что ее работники занимаются проектированием гражданских зданий. Но конкурентов у Гипромеза нет. Мы не занимаемся такими вопросами, как, например, перепланировка квартир или проектирование приусадебных участков, а ведь это должен кто-то делать. Для этого и создаются небольшие проектные организации.

– Какими вы видите перспективы развития Гипромеза?

– Так как не я решаю эти вопросы, то могу лишь высказать свои мысли по этому поводу. Думаю, что наш институт, помимо проектной, вполне способен вести и научно-исследовательскую деятельность. Неплохо было бы заняться проектированием оборудования. А на Западе проектирование оборудования совмещается иногда с проектированием технологий изготовления такого оборудования, а то и с самим изготовлением этого оборудования. Возможно, когда-нибудь это станет возможным и у нас.