Александр Матяш, главный психотерапевт Магнитогорска, действительный член Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги (ОППЛ): «Каждый человек имеет достаточно способностей и ума, чтобы самостоятельно принимать решения»

Как и большинство врачей Магнитогорска, Александр Матяш окончил Челябинский государственный медицинский институт. В начале работал в психоневрологической больнице психиатром, после чего получил специализацию «психотерапевт».

Зачем человеку нужен психолог… или психиатр?.. или психотерапевт? Чем в конце концов отличаются эти люди, и какую пользу они приносят человечеству? Насколько мы здоровы? К чему ведут стрессы, и кто им чаще всего подвержен? Случается ли смерть от любви? Как уберечь себя и близких от непоправимых поступков?

На эти и другие вопросы ответил главный психотерапевт города.

– Александр Афанасьевич, почему вы сразу не стали психотерапевтом?

– Врачом-психотерапевтом может работать только психиатр, имеющий достаточно большой стаж работы именно психиатром и получивший специализацию по «Психотерапии». В этом году будет уже 20 лет, как я работаю здесь, в неврологическом отделении городской больницы №1, и занимаюсь довольно большой группой пациентов, страдающих неврозами или так называемыми пограничными состояниями.

– Что это такое?

– Невроз – это обратимое расстройство нервной системы, проявляющееся эмоциональными и вегетативными симптомами. Это действительно очень большая группа больных. Чаще всего манифестирует симптомами депрессивного и тревожного расстройства. Я бы даже не сказал, что это больные, поскольку депрессия – это ответная реакция на стрессовую ситуацию или душевную травму, которую человек очень тяжело переносит. Депрессия – это наиболее часто встречающаяся патология, с которой мне приходится работать сегодня. Таких больных, по сведениям разных авторов, от 7 до 24 процентов всего населения земли. Я же считаю, что таких людей значительно больше: каждый человек хотя бы один раз в своей жизни проживает тяжелую депрессивную ситуацию.

– В чем это проявляется?

– Прежде всего в подавленном настроении, утрате чувства удовольствия, негативной оценке себя и своих поступков, потери способности радоваться. Обычно нарушается сон, как в фазе засыпания, так может проявляется и ранними пробуждениями. Страдает аппетит, у части пациентов в сторону увеличения, когда «заедается проблема», у других в сторону уменьшения, иногда до полного отказа от еды. И конечно же, мысли ожидания («что-то может произойти») и внутреннего напряжения. Не редко приходиться диагностировать маскированную депрессию. Она протекает под маской соматического заболевания. Например: пациента после перенесенной душевной травмы беспокоит только головная боль или боли в области сердца.

– Какие психические травмы являются причиной депрессий?

– Первое место здесь занимает потеря: смерть близких, разрыв значимых отношений, утрата социального статуса, потеря работы, материального благополучия или угроза возникновения этих состояний. Причин очень много. Каждый человек по-своему переносит психическую травму, но большинство – очень тяжело.

– У вас стационар, следовательно, к вам приходят люди с уже сформированной болезнью?

– Да, это стационар, и сюда приходят люди с интенсивной невротической симптоматикой, направленные к нам врачами поликлиник общесоматической сети: терапевтами, неврологами, оториноларингологом и др. Но здесь же мы ведем и амбулаторный прием.

– Как невролог или даже терапевт связан с нервными заболеваниями – это понятно, но какое отношение к депрессии может иметь, скажем, оториноларинголог?

– От лор-врача к нам сейчас, например, ходит девочка, которая может говорить только шепотом после перенесенной психологической травмы.

– Бывают ли психические заболевания запущенными?

– Лучше говорить о психологических травмах, которые могут быть острыми и хроническими. Острая – это то, о чем я уже сказал: например, утрата. А хроническая чаще всего случается в семье или на работе. Внешне травмирующая ситуация может никак человеком не обозначаться, но она для него очень значима и может продолжаться годами, делая человека несчастным. Помните, как у Л.Н. Толстого в «Крейцеровой сонате».

– Несчастная любовь – это диагноз?

– Врачи-психотерапевты и счастливую-то любовь называют болезнью – болезнью, для которой характерны все признаки психического расстройства: это и бессонные ночи, и сердцебиение, и постоянное напряжение, и навязчивые мысли о предмете своей любви и прочая галлюцинаторно-параноидная симптоматика, выраженная в словах, типа «Я готов целовать песок, по которому ты ходила».

– В таком случае не то что 7, а и 24 процентов больных – это слишком заниженная цифра!

– Да, в течение жизни, конечно, каждый из нас это переживает. А кому «повезет», то и много раз. Часть из них приходят к врачу, а другая часть выбирает другой путь, например, экстрим. Чаще всего экстрим выбирают мужчины. Ведь что такое горные лыжи, например?

Тоже психическое заболевание?!

– Сублимация! Своеобразный выход энергии, порождаемой любовью. Реализация этой энергии происходит в такой вот форме.

– В таком случае – что же такое пограничное состояние? Где найти границу между нормой и заболеванием?

– Четкой границы между психическим здоровьем и психической патологией, конечно, нет. И любой психиатр вам это скажет – нет возможности точно сказать: этот человек здоров, а этот однозначно болен. У гения мы найдем симптоматику психического расстройства, и точно так же у любого человека с психической симптоматикой мы найдем признаки высокого умственного потенциала. Ярким доказательством этому является Ричард Фейнман, лауреат Нобелевской премии, который был комиссован из армии психиатром.

– А я с ваших слов делаю вывод, что нормальных (по-вашему – психически здоровых) людей на земле гораздо меньше, чем ненормальных (психически нездоровых).

– Я бы не стал так говорить, хотя, конечно, каждому из нас периодически какая-либо ситуация мешает чувствовать себя счастливым. И возникает определенная симптоматика. В данном случае мне, как психотерапевту, больше повезло, чем, скажем, хирургам или терапевтам: они менее настороженно относятся к симптоматике «несчастья», чем я. А процент такой симптоматики в современном мире действительно очень высок. Особенно у россиян.

– Но я слышала, что, например, в благополучной Швейцарии процент суицидов гораздо больше, чем в России.

– Я думаю, вы говорите о каких-то других статистических данных. Потому что на самом деле Россия, если уж говорить о суицидах, с начала 90-х годов стоит на втором месте по их количеству. На первое место вышла Литва, на третьем стоит Венгрия, четвертое занимает Финляндия, а уж потом – Швейцария. Конечно, экономический показатель является определенным фактором, ведущим к суициду, но не он стоит на первом месте.

– Каков в таком случае основной мотив таких страшных поступков?

– Невозможно говорить о каком-то одном мотиве суицидального поведения. Ведь суицид – это крайнее проявление депрессивного состояния. Если же говорить о причинах, то мы можем выявить несколько факторов суицидального поведения и эти факторы разделить на несколько критериев. Возьмем такой фактор как пол. В этом случае завершенный суицид имеет мужское лицо. А вот парасуицид (незавершенный суицид) – женское. Второй фактор – возраст. В этом случае суицид явно старше 60-ти. А парасуицид достаточно молод.

– В чем причины такого деления?

– В возрастном парасуициде большую роль играет любовь.

– Демонстративное поведение? Желание привлечь внимание?

– Нельзя так однозначно об этом говорить. Хотя в любом случае парасуицид – это крик о помощи. Большую роль здесь играют утрата смысла жизни, личностных ценностей, эмоциональной отверженности и собственной нужности.

– Есть и другие факторы?

– Да, например, фактор профессиональной принадлежности. Безработные холостяки чаще совершают суициды. А среди работающих это милиция, служащие в армии. Отсюда можно сделать вывод, что человек с сильным типом личности чаще совершает непоправимый поступок. Показательный пример в этом отношении – министр обороны США, генерал Джеймс Форрестол. Он погиб именно таким образом, находясь на пике славы. Врачи, кстати, если уж говорить о профессиональной принадлежности суицидов, стоят на одном из первых мест по их количеству. Причем психиатры идут вслед за реаниматологами, переживающими утрату своей ненужности всякий раз, когда им не удается помочь больному.

А уж если говорить о странах с высоким уровнем суицидальной активности, то здесь более уместно вспомнить о этническом факторе: у лиц финно-угорской группы самая высокая суицидальная активность. И это ничем иным не объяснишь, как только генетической предрасположенностью. Или культурой (как харакири в Японии). Или религиозной принадлежностью. Мусульманам в данном случае повезло больше всех. Так, в Ингушетии всего 0,4 суицида на 100000 населения.

– А как у нас в городе обстоят дела с этим?

– Суицидальная активность магнитогорцев остается высокой, хотя и несколько ниже, чем в среднем по России. И это не может нас не тревожить. В администрации города создана рабочая группа во главе с заместителем мэра. И мы отслеживаем негативные тенденции и пытаемся на них влиять. К сожалению, в последнее время количество суицидов увеличилось.

– Чем вы можете это объяснить?

– Естественно, связать это с теми факторами, о которых мы только что говорили. Здесь и растущее количество безработных, и, как следствие, экономический фактор, и стресс из-за неопределенного будущего из-за кризисной ситуации. Мы отслеживаем все факторы. И, в частности, в ноябре 2009 года основную роль сыграл возрастной фактор с его синдромом «пустого гнезда» и ощущением нужности.

– Почему же вы все-таки в свое время приняли решение выучиться именно на эту профессию и заняться именно этими людьми?

– Помните, Мефистофель говорил: «Я есть часть того Единого Целого, которая хочет делать зло, чтобы творить добро».

– Такое высказывание больше подходит хирургу, который режет, чтобы вылечить, а вы-то, наверное, только жалеете?

– Психиатр, как и хирург, вскрывает нарыв, только душевный, причиняя тем самым довольно серьезную боль пациенту. Я даже считаю, что если пациент никак эмоционально не отреагировал в процессе нашей работы, не заплакал, то не произошло катарсиса, очищения. И, возможно, была использована не та методика, не тот инструмент. Человек, я думаю, чаще всего выбирает профессию не из-за желания много зарабатывать, а из-за каких-то своих внутренних качеств. Как пожарный становится пожарным из-за любви к пиромании, так и психотерапевт имеет какие-то определенные качества характера, например, склонность к состраданию.

– Выходит, что не вы выбрали профессию, а профессия выбрала вас! Тогда объясните, чем отличается психотерапевт от психолога?

– Прежде всего тем, что психолог – не врач. Когда в кабинет заходит человек, врач видит в нем больного. Благодаря своему образованию и опыту врач ставит диагноз и назначает лечение. У психолога другое образование. Он не ставит диагноз. Психолог не имеет права выписывать медикаменты. Как правило, психологи владеют знанием нейропсихологических тестов для исследования внимания, памяти, мышления. Что помогает врачу в постановке диагноза. Психологи более ориентированы на здорового человека. К примеру, семья обращается к психологу с проблемой межличностных взаимоотношений. Иногда психологи являются даже более лучшими знатоками психологических и психотерапевтических техник, чем психотерапевты. Поэтому во всем мире наблюдается тенденция объединения психотерапевтов и психологов для общей работы.

– В слове психотерапевт звучит еще одна профессия – терапевт. В чем проявляется схожесть этих двух профессий?

– «Психе» в переводе с греческого значит «душа», а «терапия» – «лечить». Из более чем 500 существующих определений психотерапии мне ближе следующее: «Психотерапия – лечение души душой». Психотерапевт, как мы выяснили, занимается душой. Но, с другой стороны, он должен так же хорошо знать терапию, хирургию, лор-паталогию и быть специалистам даже по глазным болезням: иногда приходится встречаться с истерической слепотой, причина которой – психологическое состояние пациента.

– После вашего объяснения ценность обычного терапевта в моих глазах несколько упала. Почему прием в обычных поликлиниках ведут они, а не психотерапевты? Ведь даже сам пациент иногда догадывается, что причина его заболевания имеет психологическую основу?

– Причин здесь несколько. И первая, на мой взгляд, заключается в том, что мы мало об этом говорим. Информированность населения о душевном состоянии и о том, как оно может проявляться в соматике, очень низкая. Вторая причина, которой мы сейчас активно занимаемся, – недостаточная квалификация врачей общей практики в отношении психологического состояния человека. Еще один очень важный сегодня момент – дефицит врачей-психиатров и психотерапевтов. Поэтому во всем мире уже идет децентрализации психиатрической службы. Психотерапевтическая помощь будет оказываться в общесоматических клиниках, произойдет делегирование некоторых полномочий врачу-терапевту. В нашем городе, к сожалению, врачей психиатров и психотерапевтов не так много, и их количество пока только уменьшается.

– В этом году вы вступили в Общероссийскую профессиональную психотерапевтическую лигу. Что это за организация, каковы ее цели?

– Основная цель ОППЛ – объединить усилия всех психотерапевтов и психологов нашей страны. Это толерантное сообщество психотерапевтов и психологов, которые являются самыми приближенными по своим задачам к психотерапевтам. Вторая цель лиги – повысить уровень квалификации как психотерапевтов, так и психологов. Лига объединила обе российские школы психотерапии, которые много лет находились в серьезной конфронтации. По некоторым вопросам они спорят и сейчас. Например, некоторые считают, что в лигу должны входить даже те психологи, которые занимаются знахарством. Это позволит нам их контролировать. Другие категорически против этого. Но такое противостояние по-своему способствует развитию психотерапевтической науки.

– Чем отличаются московская и санкт-петербургская школы психотерапии? К какой школе относите себя вы?

– Питерская школа чаще всего использует психодинамический подход к лечению пациентов, в основу которого положены идеи психоанализа Зигмунда Фрэйда и В.М. Мясищева. Московская школа использует интегративный метод, объединяющий в себе все, что известно психотерапии. Я же считаю, что без психодинамического подхода с его углублением в детство работать трудно. Хотя, с другой стороны, мне импонирует высокая толерантность психотерапевта, которую предлагает московская школа. Я как психотерапевт не могу сегодня обойтись без психологов города.

– Каковы ваши личные цели вступления в эту лигу? Что это даст Магнитогорску?

– Я много лет работал один. И хотя постоянно ездил на учебу, где встречался с докторами наук, профессорами, мне этого было не достаточно. А сегодня, став членами Лиги, мы объединили психологов и психотерапевтов Магнитогорска, имеем возможность общаться с психологами и психотерапевтами Челябинска. Председатель Челябинского отделения ОППЛ Михаил Алексеевич Беребин приезжает к нам в город. Мы постоянно ведем практическую работу, проводим лекции и Балинтовские группы, на которых психологи и психотерапевты помогают друг другу. У нас разработан план мероприятий на год. Все это ведет к повышению качества помощи людям.

– Что вы можете посоветовать людям, чтобы максимально сохранить себя и свое здоровье в ситуации неопределенности?

– Вы, наверное, уже слышали такую фразу, что врач-психотерапевт не должен давать никаких советов. Совет – это претензии на идеальный стиль поведения. Я же считаю, что каждый человек имеет достаточно способностей и ума, чтобы самостоятельно принимать решения по тому или иному варианту поведения. Но я бы хотел, чтобы у каждого человека была надежда. И у каждого человека – своя. Я бы хотел, чтобы у каждого человека была опора. И эта опора – физическая или моральная – была своя. И я бы очень хотел, чтобы это мое желание реализовалось.