Нина Чеха, главный врач онкологического диспансера Магнитогорска: «Рак бывает следствием стресса»

Накануне Дня здоровья корреспондент Mgorsk.ru пообщалась с известным в городе врачом Ниной Чеха. Окончив Челябинский медицинский институт в 1977 году, Нина Анатольевна сразу приехала в Магнитогорск, который за 30 с лишним лет стал для нее родным. По своей базовой специальности она – врач-гематолог, но хорошо знакома со всеми проблемами здравоохранения города, так как четыре года проработала в администрации заместителем и 10 лет – начальником управления здравоохранения. За это время в Магнитогорске значительно улучшилась материальная база социально значимых служб: фтизиатрической, дермотовенерологической и детской стоматологии, получили новые здания два дома ребенка, детский туберкулезный санаторий и т. д.

В 2001 году Нина Анатольевна была назначена главным врачом строящегося онкологического диспансера, пущенного в эксплуатацию в 2004 году. А в конце марта 2011 года при этой же больнице был открыт второй в Челябинской области ПЭТ-центр. Почему именно в Магнитогорске был построен онкологический диспансер? Какие задачи решает ПЭТ-центр? Об этом и многом другом – интервью Нины Антольевны корреспонденту сайта Mgorsk.ru.

– Нина Анатольевна, как вы перешли от гематологии к онкологии?

– Гематолог – это тот же онколог, только его внимание направлено на процессы в крови. В то время, когда я приступила к обязанностям начальника управления здравоохранения, ситуация со всеми узкоспециализированными службами в Магнитогорске была достаточно сложной, и мы делали все возможное, чтобы ее разрешить. И наступил такой момент, когда мы с Виктором Георгиевичем Аникушиным (бывшим мэром Магнитогорска. – Прим. ред.) рассмотрели несколько вариантов возможности улучшения положения базы онкологического диспансера.

– Где он тогда располагался?

– В конце 20 века вся онкология занимала половину первого этажа хирургического корпуса городской больницы №1, а в барачного типа постройке находилась радиология. Увидев это, Виктор Георгиевич сказал, что для такого города, как наш, такое положение дел просто недопустимо, и мы начали поиск подходящего помещения. Было рассмотрено несколько вариантов, прежде чем мы остановили выбор на недостроенном здании поликлиники для работников метизного завода. В течение семи лет его восстанавливали, достраивали и обустраивали, и в 2004 году сюда переехали все стационарные отделения онкологии. Была создана полноценная диагностическая база, которой в нашей онкологии раньше вообще не было, а единственному рентгену к тому времени исполнилось уже почти 30 лет. Поэтому первое, что здесь появилось, когда мы переехали в новое здание – исследовательская база: биохимическая, клиническая и прекрасная гистологическая лаборатории.

Вместе с диагностикой в новое здание переехала хирургия на 70 коек. А радиологическое отделение еще в течение трех лет находилось в левобережном районе, и мы вынуждены были возить наших больных туда, чтобы проводить им лучевую терапию. Только в 2010 году был сдан радиологический корпус и размещены в нем все лучевые аппараты. К нему ведет теплый переход, и теперь нет никаких проблем для передвижения больных с любой формой заболевания и любой степенью тяжести.

– Почему иметь собственную исследовательскую базу было так важно?

– При онкологических заболеваниях необходимо подтверждение диагноза. Если его нет, мы юридически не правомочны начинать агрессивные методы лечения – лучевую и химиотерапию, а часто и операции, которые в данной сфере являются достаточно калечащими. Представляете, что будет, если диагноз не подтвердится уже на операционном столе?!

Сегодня мы имеем возможность получать достаточно квалифицированное обоснование для начала лечения.

– Что такое гистология?

– Это точное определение вида раковых клеток в организме человека. При разных видах таких клеток назначается разное лечение. Здесь же мы определяем и стадию заболевания: насколько глубоко поражены структуры организма. От диагноза зависит сложность операции.

– Если диагностика уже была возможна, зачем потребовалось строительство ПЭТ-центра?

– Диагностика в любой области медицины, а тем более в онкологии требует постоянного совершенствования. Тем более что Россия до недавнего времени находилась на одном из последних мест по наличию современных центров позиционно-эмиссионной томографии: в то время как в Америке они исчислялись сотнями, в Европе десятками, у нас их было всего четыре – два в Москве и два – в Санкт-Петербурге.

– Разве этот метод диагностики известен уже давно?

– Нет, ему немногим больше десяти лет, но в западных странах центры с его применением строились очень быстро, а у нас все шло значительно медленнее. Но в последнее время ситуация изменилась к лучшему. Так, если здание онкологического диспансера мы строили семь лет, радиологию четыре года, то ПЭТ-центр был введен в эксплуатацию за два года, при этом качество строительства значительно возросло.

– Чем так отличился Магнитогорск, что ему в срочном порядке понадобились свой онкологический диспансер и ПЭТ-центр?

– Тем, что онкологическая ситуация у нас очень тяжелая. Нет ни одной семьи, которая могла бы сказать, что она ни разу не столкнулась с данной проблемой. По уровню смертности среди взрослого населения первое место в нашем городе занимает кардиология, а по уровню смертности среди трудоспособного населения кардиология спорит с онкологией. Во всем мире люди подвержены этому заболеванию, но мы, к сожалению, опережаем всех.

– В чем причина такого положения?

– Здесь можно строить какие угодно предположения, но точного ответа нет. Ни один из факторов не является прямым канцерогеном, который вызывает рост злокачественных опухолей. Если нашу ситуацию связать напрямую с экологией, получится слишком прямолинейный вывод, потому что на развитие раковых клеток влияют и многие другие факторы. В первую очередь – это отношение человека к своему здоровью: его образ жизни, система питания, вредные привычки… Нам часто кажется, что все эти предупреждения уже навязли в зубах и не стоит об этом говорить, но как можно молчать о том, что в 6-8 раз увеличивается риск заболеть раком легких у курильщиков! Мне неоднократно приводили в пример какого-нибудь конкретного человека, который всю жизнь курил и прожил до 90 лет, а я знаю сотни людей, которые курили и ушли из жизни именно по этой причине.

У всех своя правда, и каждый сам выбирает, как ему поступать. Но, к сожалению, очень многие предпочитают занимать пассивную позицию, в которой кто-то должен позаботиться о их здоровье и сделать так, чтобы у них не развился рак. Часто мы абсолютно неправильно относимся к образу жизни и собственных детей: минимум движения при избыточном весе. А ведь человеческий организм – это сложнейшее производство, которое ни с какими рукотворными заводами невозможно сравнить! В нем, например, работает очень сложная система эндокринных связей, при нарушении которой, допустим, у полной девочки в дальнейшем могут с гораздо большей вероятностью развиться опухоли репродуктивной системы, чем у ее сверстницы с нормальным телосложением.

Самое страшное для меня – видеть больных детей. Поэтому, на мой взгляд, родительская любовь должна проявляться не столько в желании побаловать ребенка, сколько в стремлении привить ему привычку оставаться здоровым.

К счастью, в последнее время я все чаще вижу идущими в экологический парк с лыжами не только людей пенсионного возраста, но и молодых людей.

- Я читала, что рак – следствие того, что человек долгое время ощущает себя нелюбимым. Есть ли в этом утверждении истина?

– Я бы сказала, что в данном случае это все-таки следствие стресса. Например, переживания утраты близкого человека. Ведь что такое стресс? Это срыв иммунитета. А что такое рак? Это выход из-под контроля клеток, которые и в норме есть в нашем организме. Но обычно они развиваются по определенным законам: рождаются, живут какое-то время и умирают. А при раке у них уходит функция смерти, и они бесконечно продуцируются, не умирая. Но если принять недолюбленность как затянувшийся стресс, то я с этим утверждением согласна.

– Можно ли считать, что причиной введения позитронно-эмиссионной томографии послужило и то, что больные довольно поздно обращаются за помощью?

– Нет, потому что ПЭТ-центр не является скрининговым методом.

– Что такое скрининг?

– Это когда на большом количестве здорового населения производятся исследования, такие как, например, в Японии, когда там изобрели фиброгастероскопию, чтобы выявлять рак желудка в первой или хотя бы во второй стадии. Естественно, уровень запущенности онкозаболеваемости в этой стране с тех пор значительно снизился. Но именно запущенности, так как никакие методы диагностики не могут повлиять на заболеваемость, а только на своевременность его выявления.

Скрининговые методы – это те самые смотровые кабинеты, о которых мы все хорошо знаем. Святое правило медицины – при первом же контакте с медиком человек должен быть осмотрен от пяток до волос. Именно поэтому видимые локализации не должны быть запущенными. Так, не должно быть запущенных раков кожи или молочной железы. Но люди отказываются идти к проктологу, хирургу, маммологу и другим врачам, а в результате заболеваемость видимых локализаций у нас снижается медленнее, чем хотелось бы.

Если же речь идет о желудке или кишечнике, то внимание человека к своему здоровью выходит на первый план. Мы же зачастую, периодически испытывая боли, надеемся на авось, боимся потерять работу, что-то не успеть, ленимся, в то время как необходимо срочно обратиться к врачу.

У нас для диагностики есть все необходимое. Но 400 тысяч жителей этим набором обследовать невозможно. Зато в каждой поликлинике есть практически тот же набор аппаратуры, поэтому первоначальная диагностика должна проводиться по месту жительства. И лишь при подозрении на онкологию с определенным набором обследований люди должны приходить к нам. Онкологический диспансер – это специализированное учреждение. Оно предназначено лечить, и мы не должны брать на себя функцию первичных медицинских учреждений. Зато любому поступившему к нам больному лечение назначается консилиумом, состоящим как минимум из трех ведущих специалистов: химиотерапевтом, радиологом и хирургом.

– А для чего служит ПЭТ-центр?

– Он предназначен для более точного подбора схемы лечения, для определения распространенности процесса и для отслеживания эффективности лечения. Допустим, у человека, который прошел все необходимое обследование по месту жительства, мы предполагали наличие только одного очага, а при помощи позитронно-эмиссионной томографии увидели, что заболевание распространилось и на другие участки организма. Или приходит к нам больной с лимфогравомотозом – заболеванием, которое часто поражает именно молодых людей. По схеме ему полагается шесть курсов химиотерапии и лучевая терапия, после чего мы можем со спокойной совестью отпустить его под динамическое наблюдение, а мы делаем ему ПЭТ и видим, что вот в этом конгломерате лимфоузлов еще есть активные клетки. И продолжаем лечение. А отпусти мы его раньше, он бы через какое-то время пришел к нам с рецидивом.

– Как это можно увидеть?

– Опухолевые очаги метаболически очень активны. И, как все активные ткани, они очень быстро поглощают глюкозу. Полученный радиофармпрепарат, меченый короткоживущими радионуклидами, вводится больному в кровь, и врач наблюдает за ним при помощи специального аппарата. Полученная картина позволяет нам скорректировать план лечения. В этом и заключается главная ценность позитронно-эмиссионной томографии.

– Но не опасно ли работать с таким прибором, ведь это все-таки облучение?

– Нет. В данной лаборатории работают специалисты группы А, они имеют все средства защиты. Ни один из них за год работы не получил дозу, даже приближающуюся к опасной.

– А как больные?

– Здесь уже взвешивается риск и польза. Если риск обследования превышает пользу, то оно ему не делается. Но, к сожалению, у других, менее опасных приборов нет такой точности диагностики, как у ПЭТ, поэтому они используются там, где их польза наиболее эффективна.

– А по анализу крови можно определить наличие ракового заболевания?

– Некоторое время назад было увлечение онкомаркерами, но сказать, что какой-то из них на 100% подтверждает наличие или отсутствие рака, к сожалению, нельзя. Поэтому использовать этот метод можно как подтверждающий, но не как единственный.

– Какие органы наиболее подвержены образованию раковых опухолей?

– Нет ни одной клеточной структуры, которая не могла бы трансформироваться в рак.

– А какие раковые заболевания в нашем городе наиболее распространены?

– На первом месте по количеству заболевших у нас стоит рак кожи. И это несмотря на то, что он достаточно хорошо лечится как хирургически, так и лучевыми методами. Это говорит о том, что необходимо внимательно относиться к родинкам и смотреть, не появились ли на коже растущие новообразования. У женщин самое частое онкологическое заболевание – рак молочной железы. По-прежнему высок в городе уровень заболеваемости раком легких.

– До какой стадии рак возможно вылечить?

– На 1 и 2 стадиях мы вылечиваем его в очень большом проценте случаев. При этих стадиях менее вероятно химиотерапевтическое лечение, а зачастую и лучевая терапия, которые дают значительные нагрузки на организм. Человек, пришедший к нам в первой и в третьей стадиях – это две большие разницы. Так, если в 1 и 2 стадиях мы говорим об излечении, то в 3 и 4 чаще всего – о продлении жизни. Поэтому, когда у нас будет больше пациентов в 1 и 2 стадиях, это будет хорошим показателем грамотности населения и качественной работы медицинских учреждений.

Никто, кроме нас с вами не заинтересован более в состоянии своего здоровья. А в данном случае временные рамки очень важны.

– Насколько может быть снижена в Магнитогорске смертность от рака за счет введения в эксплуатацию ПЭТ-центра?

– Такая прямая зависимость не может отслеживаться. Каждый год у нас заболеваемость раком увеличивается в среднем на 3-4%. Однако благодаря всей современной совокупности профилактических и диспансерных мероприятий, наличию хорошей диагностической базы и должному лечению смертность не увеличивается. Сегодня у нас на учете стоит около 13 тысяч человек. 56% из них наблюдаются у нас пять и более лет.

– Сколько сегодня в онкологическом диспансере ведущих специалистов – химиотерапевтов, радиологов и хирургов? Где они обучались?

– Сейчас у нас работает 30 специалистов и 17 сотрудников ПЭТ-центра, которые ездили на обучение в Петербург и Германию. И теперь, если человеку показано данное исследование, то максимум через 7-10 дней он пройдет необходимое обследование.

Помимо медиков, у нас работают радиофизики, радиохимики, физики-дозиметристы. И теперь в Челябинске планируется открыть факультет, который будет готовить специалистов для таких медицинских учреждений, как наш диспансер.

– Ваши сотрудники занимаются научной работой?

– Мы не являемся клиническим учреждением, однако в нашем коллективе уже есть четыре кандидата наук, и если кто-то из сотрудников стремится повышать свой уровень знаний, то мы это только приветствуем.

– Что бы вы хотели пожелать магнитогорцам и вашим коллегам ко Дню здоровья?

– Онкологи постоянно сталкиваются с тяжелыми случаями, в связи с чем у них очень велик синдром выгорания. Поэтому я желаю им оставаться не только физически, но и эмоционально здоровыми. И никому из магнитогорцев никогда не попадать к нам по профилю нашей работы.