Сергей Дьяченко, ветеран-«афганец», начальник отделения государственной тайны и специальной документальной связи Магнитогорской таможни: «В Афганистане нас называли «белыми аистами»

Кадровым военным Сергей Дьяченко решил стать сразу после школы. И для начала поступил в Самаркандское высшее военное автомобильное командное училище. По окончании его в 1985 году был отправлен в распоряжение главного автомобильного управления Москвы, а оттуда в свое родное училище на должность командира взвода батальона обеспечения учебного процесса. Молодого офицера судьба сразу бросила в горящий Афганистан. Что пережил молодой автомобилист на афганской войне? Почему братство «афганцев» прошло испытание временем и до сих пор очень крепко? Об этом и многое другом в канун очередной годовщины со дня вывода наших войск из Афганистана Сергей Дьяченко рассказал в интервью корреспонденту сайта Mgorsk.ru.

– Сергей Геннадьевич, почему вы, магнитогорец, выбрали Самаркандское военное училище?

– Выбор сделал не я. Хотя в Челябинске тоже было такое учебное заведение, наш военкомат направил меня в Самарканд. Окончив училище, я три года там же проходил службу в должности командира взвода, после чего был направлен для дальнейшего прохождения службы в Афганистан. Произошло это в 1988 году.

– И как вы это восприняли?

– Выполнение интернационального долга во времена Советского Союза считалось великой миссией, для которой выбирали только достойных, поэтому свое назначение принял с гордостью.

– Но ведь вы знали, что там война. Вам не было страшно?

– Возможно и было, но я не думал об этом, ведь все четыре года меня учили именно тому, как грамотно, без потерь осуществлять автомобильные перевозки именно во время боевых действий. В мою задачу входило руководить взводом 659-го отдельного автомобильного батальона, который осуществлял подвоз материальных средств в различные районы Афганистана. И я был к этому готов.

– Какими были ваши первые впечатления об этой стране?

– Я не увидел большого отличия между Узбекистаном и Афганистаном. Это довольно пустынный край, в котором Джелалабад с его пальмами и обезьянками воспринимается как оазис. Единственное, что бросалось в глаза, – жизнь самих афганцев. Местный крестьянин пахал поле древней деревянной сохой, но при этом рядом с ним стоял двухкассетный «Шарп». А в Узбекистане в то время не было ничего лучше маленького магнитофончика «Весна». Но ведь и о сохе там давно никто не помнил! Кабул уже в то время был вполне цивилизованным городом. Женщины ходили без паранджи, учились в институтах. Во многих городах работали все социальные институты. И в то же время в Афганистане многое напоминало каменный век.

– Как складывались ваши взаимоотношения с мирным населением?

– Хорошо. Мы не наглели, и простые афганцы тоже относились к нам с уважением: они любят, когда с ними разговаривают вежливо, и сердятся, когда ими кто-то пытается командовать. Это добрые люди. Кроме того, они понимали, что пока мы рядом, они будут сытыми, и обращались к нам за помощью, например, чтобы привезти воду.

– Про боевиков ходили легенды... Какие они на самом деле?

– Мы часто общались с местными жителями, но различить, кто из них боевик, а кто нет, невозможно. Днем это обычные крестьяне, которые пашут землю, а ночью эти же люди берут в руки автоматы. Кому-то из них не нравилось наше присутствие, а кто-то был очень рад ему. Но дураков-фанатиков мы встречали крайне редко. Я лично не видел ни одного.

– В каких городах или поселках этой страны вы побывали?

– Мы осуществляли перевозки со складов в Кабул, Кундуз и Пули-Хумри. Представьте: поле, степь, и мы идем колонной, которая порой растягивалась до двух километров…

– Вам в дороге приходилось участвовать в боевых действиях?

– Мы делали все возможное, чтобы избежать этого. Если видели, что впереди идет перестрелка, летают вертолеты, то останавливались или даже разворачивали колонну и уходили обратно. Если же видели, что территория впереди снова стала безопасной, то шли дальше. Хотя бывало, к сожалению, такое, что погибали и наши солдаты. Ведь наши колонны составляли несколько десятков машин. По инструкции, если по ней начинают бить, она должна остановиться, а солдаты – занять оборону: кто слева, кто справа. Но мы не делали этого, потому что стоило нам встать, как нас всех перебили бы. Мы поступали иначе: давили на газ до отказа и уходили из-под обстрела, по пути подбирая всех, кому не очень повезло. В результате такой тактики из всего нашего батальона погибло всего 16 человек.

– Какая техника применялась в вашем батальоне?

– КАМАЗы и 504-е сидельные тягачи МАЗы – «подарок белорусского комсомола». Благодаря их цвету нас называли «колонной белых аистов». Техника у нас вся была новой. Одна часть машин доставляла в города сухогрузы, а другая была наливной – возила топливо: солярку, керосин, бензин и т. п. А прикрывали мы их зенитными установками, которые всегда сопровождали наши колонны. Но мы всегда держали их стволами вверх, что говорило о наших мирных намерениях, и нам ни разу не пришлось их применять.

Самыми опасными у нас были машины, в которых перевозилось топливо. Однажды шла такая колонна «наливников» – КАМАЗов с полуприцепами-цистернами, и одна машина попала под обстрел. Она загорелась и взорвалась, и солдат, естественно, погиб. Кто-то один остановился, чтобы забрать его, а остальная колонна пошла дальше.

– Вы были начальником этой колонны?

– Нет. Это было соседнее подразделение. Начальник назначался каждый раз новый в момент формирования колонны. Помимо него был старший, который шел в голове колонны, и был человек, который ее замыкал Начальник колонны – это, как правило, командир роты, а в голове и в замыкании шли командиры взводов. Но бывали такие случаи, когда один из командиров взвода назначался старшим по колонне.

– Что помогало вам избегать встречи с боевиками?

– Тщательная подготовка личного состава, обучение новобранцев всему тому, что уже освоили «деды». В Узбекистане мы осуществляли те же самые перевозки, что и в Афганистане, поэтому нового для меня в этой задаче практически ничего не было.

– Кроме боевых действий…

– Мы об этом не думали. Едешь – справа горы, слева горы. Видим – дух с автоматом. Будет он стрелять, не будет – даже он не знает. А они вдоль всей дороги сидят. И ходят, и ездят постоянно. Не угадаешь, на кого нарвешься. Когда в бой идешь, там все ясно – нужно либо наступать, либо обороняться, а здесь ты у всех на виду, никуда не спрячешься, но и повода для обстрела не подаешь. Хотя случалось и такое, что колонну обстреливали. Особенно опасно было ходить на Кабул, где приходилось преодолевать перевал Саланг – единственный приемлемый способ попасть автотранспортом из северных провинций Афганистана в Кабул и обратно. Вдоль всей этой дороги растет так называемая «зеленка» – виноградные поля. Вот в этой-то «зеленке» часто и скрывались духи, которые любили пострелять по автоколоннам. В нас тоже стреляли несколько раз, но ни разу ни в кого не попали. А вдоль дороги мы не раз видели остатки сгоревших машин.

– Как наша техника выдерживала пыль и жару Афганистана?

– Ни разу не подводила в трудных ситуациях: подготовка техники велась так хорошо, что в пути останавливаться из-за больших поломок нам не приходилось, разве только если колесо спустило. Каждый солдат знал – от исправности машины зависит его жизнь. Если вдруг машина ломалась, то со встречных колонн обязательно кто-нибудь останавливался, чтобы помочь: Афганистан сплачивал людей. Если же случалась серьезная поломка, то транспорт необходимо было либо при помощи тягачей тащить до ближайшего блокпоста.

– Какие специалисты работали в вашей колонне?

– Водители, зенитчики, радист, повар, медработник. Каждый выполнял свое дело – «сачков» не было. Это в Союзе водитель мог схалтурить, плохо подготовить машину, а там, если он не пошел в рейс из-за неисправной машины, то его уже считали трусом. В армии тому солдату плохо, который не умеет пуговицу пришить, ботинки зашнуровать, полы помыть.

– Как происходила охрана тех городков, где вы жили?

– Так же, как и в любом военном городке, где есть КПП и караул. Единственное отличие состояло в комендантских подразделениях, охранявших нашу огромную территорию, где стояли машины автомобильных колонн. При этом солдату не нужно было говорить, что нельзя спать в карауле. Солдаты там, где идут военные действия, совсем не такие, как в мирных военных городках. Когда уже шел выход войск из Афганистана, перед объявлением о демобилизации мы построили своих «старичков» и сказали им: «Ребята, вы сейчас увольняетесь, и мы вас отпускаем. На ваше место придет молодежь – необученная, необстрелянная, ничего не знающая о здешних нравах и обычаях. Это уже гарантия того, что некоторые из них не вернутся обратно». И все как один «деды» ответили: «Не надо нам замены, мы остаемся». А 11 февраля мы всем составом покинули Афганистан.

– Вы наверняка смотрели фильм «9 рота». Насколько он правдив?

– Вполне. То, что там показано, – это еще мало, были бои и посерьезнее. О том, что где-то произошло сражение, мы узнавали, когда происходило пополнение в госпиталях.

– Недавно в российской армии была введена форма от Юдашкина. Как она вам по сравнению с формой во времена СССР?

– Я пока не понял, в чем ее суть. Хотя, конечно, форму необходимо было менять: шинели и кирзовые сапоги уже давно устарели. Мы же – жара ни жара – всегда ходили в сапогах и кителе. Для меня главное, чтобы форма была удобной – такой, как у нас в Афганистане. На построении все одевались, как положено, а во время рейса мы носили курточки со множеством карманов, похожие на маскхалаты, бронежилеты, каски и обувь на выбор – от сапог до кроссовок и даже тапочек.

– Поддерживаете ли вы связь с вашими сослуживцами?

– Конечно. Большинство из них сейчас живет в Дмитрове и Санкт-Петербурге, потому что наш батальон вывели в Подмосковье, после чего кто-то вернулся к себе на родину – на Украину, в Узбекистан, на Урал. Я же поступил в Военную академию тыла и транспорта в Санкт-Петербурге, потом служил в Нижнем Тагиле, в Магнитогорске, в городе Петров-Забайкальский, затем, уволившись в 2001 году в запас, вернулся в родной город и продолжил службу в Магнитогорской таможне. С тех пор здесь и тружусь.

– Пригодились ли ваши армейские навыки на новом рабочем месте?

– Конечно. Таможня – та же армия, в которой главное – порядок и дисциплина.

– Как вы оцениваете современное состояние наших вооруженных сил?

– Я верю нашему правительству, которое обещает, что все будет хорошо. Когда я служил в Афганистане, у нас вся техника была новой, современной, но с тех пор прошло достаточно много времени, и она устарела. Причем не столько морально, сколько физически. И естественно, когда-то надо было начинать менять ее на новую, перевооружать армию, но при этом постоянно находиться в боевой готовности.

– Какую технику вы предпочитаете в мирное время?

– Отечественную. Люблю покрутить гаечки в «Жигулях». Но и пересев в иномарку, ремонтирую ее сам.